Твердая порода

Нет, эта девушка совершенно не была похожа на прошлогоднюю Райхану. Перед Сапарбаем стояла стройная, с длинными черными косами, спелая, как вишня, девушка. Ее сросшиеся у переносицы брови напоминали крылья ласточки в полете — стрелками в обе стороны!

Когда вышли из юрты, Суенбай сказал:

— Видишь, какую красавицу мы тебе наметили!

Парень нетерпеливо спросил:

— А почему мы не увозим ее, Суенбай-ака?

Суенбай многозначительно прищелкнул языком.

— Ничего ты не понимаешь, гой! Калыма недостаточно, калыма! Если бы калыма хватило, мы бы ее увезли сегодня! От рода Жаксыбая нам не удалось откупиться только скотом, гой!

Вот почему, оказывается, не везут в юрту Сапарбая Райхану! Чтобы увезти девушку, нужно было отдать ее отцу много скота, денег, одежды и еще кое-какие вещи. Только тогда понял Сапарбай причитания бабушки: «Скота нету, калыма нету». Оказывается, она не бредила.

И в то же время он никак не мог постигнуть одного: вот здесь, между двумя кишлаками, ежегодно устраивают погоню за девушками. В игре участвуют старшие неженатые парни. Если верхом на лошади парень догонит и поцелует девушку — она становится его невестой. Интересно, отпускают тут девушку без калыма, или и за нее требуют тоже большой выкуп?

Хотя и давно это было, в детстве, но Сапарбаю случилось увидеть обряд доставки калыма в дом невесты. Хорошо помнит, наверно, потому, что была очень холодная осень. В ожидании подарка ему пришлось долго стоять на ветру, и он так замерз, что назавтра заболел.

Тем днем только и говорили в кишлаке, что старик Мулдобай выдает свою дочь. Ребятня бедноты такие моменты не упускает — мальчишки приходят к воротам и целыми днями мозолят глаза в надежде получить какой-нибудь подарок.

Сапарбай пошел босиком, в одной рубашке и даже без тюбетейки. Долго дежурили у ворот, ожидая, что кто-нибудь выйдет из дома и осчастливит их. Но дверь не открывалась. Все замерзли, окоченели от холода.

Наконец кто-то крикнул:

— Калым везут!

И вот со стороны улуса появились празднично одетые молодые всадники. Все в ярких одеяниях, в красивых лисьих шапках. Размахивая плетками, лихо подскакали к дому невесты и что-то разом закричали — видимо, сообщили хозяину о своем прибытии. Но никакого еще калыма не было.

Скоро со стороны степи показались четыре подводы. Они двигались медленно, степенно, чтобы, наверно, было видно, какой тяжелый груз везут. Когда подводы приблизились к воротам Мулдобая, Сапарбай увидел в арбах подушки и перины, свернутые в трубы ковры и кошмы, чем-то заполненные тугие мешки, большой медный самовар. Подводы сопровождали бородатые старики в длинных полосатых чапанах и черных блестящих галошах на мягких ичигах.

И тут, важно поглаживая бороду, вышел из дома сам Мулдобай, какие-то гости, незнакомые Сапарбаю люди в пестрых чапанах. Начались приветствия наперебой, рукопожатия.

Не успели мальчики насладиться этим зрелищем, откуда-то пригнали к дому штук тридцать овец, несколько коров с телятами и даже одного бесхвостого ишака.

Сапарбай, смеясь, смотрел на Мулдобая, как тот недовольно почесал бороду, увидев ишака, потом начал деловито считать и ощупывать каждую овцу, крепко хватать их за шерсть и пинками направлять через ворота во Двор.

Потом подошел Мулдобай к арбам и взялся разгружать барахло на землю. Старательно проверял каждую вещь, то нюхал, то пытался разорвать ткань руками. Разворачивал ковры и ползал по пим, раскатывая кошмы, выдергивал и смотрел на свет шерстинки. Вот взял в руки самовар, перевернул его вверх дном и зачем-то потряс. Потом все сбились в кучу — и те, что привезли калым, и встречавшие. Посовещались, поторговались, поспорили, потом забрали все вещи, унесли в дом. «Калым что-то больно богатый, — говорили люди у ворот. — Не много ли добра за кривобокую дочь Мулдобая? Может, жених с придурью или хромой?»

Мальчишкам все же раздали по конфетке и прянику. Сапарбай долго потом пролежал в постели, но зато увидел интересное зрелище! И все-таки чудно ему показалось — отец отдает свою единственную дочь за какие-то тряпки, за скотину…

Столько лет прошло с тех пор, а Сапарбай ни разу больше не видел, чтобы в дом невесты что-нибудь привозили. Началась война, молодые джигиты уходили на фронт и несколько лет о женитьбах не было слышно. После войны снова пошли свадьбы, но калыма уже никто не давал. Какой может быть калым, когда война разорила кишлак и люди жили кое-как, с одной-единственной коровой на семью, а некоторые и совсем без скота. Да и сама молодежь уже не хотела жениться по-старому, считая это позором для себя.

Время пришло другое, но Суенбай-ака, старый хрыч, одобряет дурацкий обычай. Не только одобряет, а все время только и твердит о калыме, ссылается на отца Сапарбая и отца Райханы. Конечно, отсталый человек. Но что же делать теперь Сапарбаю, когда от дяди зависит и его судьба, и судьба нареченной невесты?