Твердая порода

По пути на буровую Мутгарай не думал о мастере и его ругани. Хлеба нынче уродились вот это было событие, о котором стоило думать! В пшенице перепелки заблудятся, рожь — под хомут лошади. Еще о комбайне думал Мутгарай, о поварихе.

Райса слышала, как Фазыл накричал на Мутгарая. Нет, не тот стал Фазыл! Тот Фазыл сказал бы: «Эх, дорогой товарищ Мутгарай, где пропадаешь? Ты же знаешь, что я без тебя жить не могу». И все обошлось бы! А разве это дело — так повышать голос, кричать на подчиненного? Откуда, Фазыл, у тебя взялась эта привычка?

Вечером Райса хотела все высказать мужу, но, подумав, промолчала — Фазыл пришел усталым, голодным. Когда он поел и прилег отдохнуть, Райса, как бы между прочим, сказала:

— И-и, Фазыл, зря ты обидел Мутгарая…

— Тебе бы, Райса, быть заместителем мастера по воспитательной части, — пробурчал Зубаиров. — Жаль только, что нет такой должности на буровой.

12

Камиль на грохочущей телеге, груженной бочками с горючим и запасными частями, стал ежедневно проезжать через буровую. Он уже завершил уборку ржаного поля, перебрался на пшеничное. Правда, к комбайну можно было ехать дорогой покороче, но парня, будто магнитом, тянула стоявшая на берегу Сагындыка и устремленная в небо чудо-вышка, золотые огоньки, мерцавшие на ее вершине по ночам, никогда не смолкающий удивительный гул инструмента, сверлящего земные недра.

В селе уже, наверно, не осталось ни одного человека, который бы не посетил Калиновой рощи и не посмотрел буровую. Все побывали тут, начиная с нестерпимо любопытных босоногих мальчишек и кончая горбатыми старухами да древними стариками с палками. О буровой говорили с радостью, опаской и недоверием. Под Калиновой рощей, дескать, стоит целое море нефти, и буровики сами боятся бурить, потому что нефть хлынет оттуда в реку Сагындык и затопит Язтургай со всеми его домами и постройками. Болтали даже, что отец Камиля портной Сабирзян подыскал уже более возвышенное место, чтоб перевезти туда свою избу. Были и такие, кто совершенно не верил, что здесь найдут нефть. Когда заходила об этом речь, они скептически усмехались.

Однако таких было мало. Большинство жителей понаслышке и из газет знали, что в Ромашкине и его окрестностях начали добывать помногу «черного золота». «А чем хуже Язтургай? Наш Язтургай тоже не божья сирота! Раз везде есть нефть, почему ее не должно быть у нас?»

А Камиль еще в пятом классе из какой-то книги узнал, как бурится земля, как ударяет фонтан нефти, и не дай бог в это время поднести горящую спичку — буровая вспыхнет огромным, до самых небес, факелом. Но он уже не был сопливым мальчишкой. Те, что помладше, сразу же побежали на буровую встречать разведчиков, а Камиль остался стоять на улице. И даже когда прочитал объявление на дверях магазина о найме рабочих, сразу не решился.

А вот оставаясь один на один с комбайном, он неизменно думал об этом объявлении, где прямо писали: «Могут обращаться трактористы, комбайнеры, шоферы и другие лица, знакомые с техникой». Он теперь невольно заворачивал лошадь в сторону буровой и, проезжая мимо, с восхищением глядел на вышку. Книга книгой, а лучше все же поглядеть своими глазами… «Интересно, что же такое «рабочий буровой» и что он должен на вышке делать?»

Надо бы остановить пеструю кобылу, войти на буровую и посмотреть, но, во-первых, нет времени, во-вторых, не велит гордость Камиля. Еще скажут, что ты и на комбайн-то, мол, сел только-только, и не примут…

В тот день Зубаиров ходил пешком в Язтургайский сельский Совет, чтоб окончательно узнать, может ли он рассчитывать на местную рабочую силу. Мастер не спеша возвращался на буровую, и его догнал на подводе Камиль.

— Нам по пути, парень? — спросил Зубаиров, когда телега поравнялась с ним, и, не ожидая разрешения Камиля, подсел на ходу. У Сагындыка лошадь зауросила, не захотела войти в воду.

— Дай-ка сюда! — Зубаиров хотел было взять в руки вожжи, но парень не уступил.

— Сам. Ишь ты, дохлятина! Н-но!

С малых лет Камиль знал, что надо по-взрослому ругнуться и покрепче дернуть вожжи — скотина чует руку и характер хозяина. Лошадь плюхнулась пузом в воду, замутила глубокий брод, в момент вынесла телегу на другой берег. Зубаиров почувствовал, что его подмочило. Сам виноват, надо было встать в телеге на ноги, как этот возница.

— А ты парень ничего, — проговорил он.

— Конечно, не пацан какой-нибудь!

Зубаиров заговорил уважительно, как с равным.

— Далеко едешь?

— К комбайну.

— Горючее возишь?

— Вышел я из того возраста, чтоб горючее-то возить!

— Кто же ты? — с трудом сдерживая улыбку, спросил Зубаиров.

— Комбайнер.

— Даже так? Значит, ты только на вид такой! — заметил Зубаиров.

— А вы, дядя, с буровой? — помолчав, спросил Камиль.

— Да. Мастер я, хозяин этой буровой.

— Я так и подумал…

Остальная часть дороги прошла в расспросах Камиля о вышках, буровиках и их работе. Зубаиров серьезно отвечал на все наивные вопросы паренька и поинтересовался:

— Слушай, а сам-то ты не хочешь поработать на буровой?

— Хотел бы! — вскричал Камиль, потом погрустнел. — Не примете, разыгрываете!