Твердая рука

— Буду преподавать дзюдо.

А я мог торговать на бирже акциями и сырьем, заняться страховым делом или управлением капиталом. Прожить можно... но разве это жизнь?

В приступе жалости к себе, измученные и усталые, мы уныло допили чай. Без него я не справлюсь, думал я. Без него дело того не стоило. Я нуждался в его добродушии, легком характере, задоре. Я привык к нему, и вряд ли смог бы обойтись без него. Без него я бы и стараться не стал.

Помолчав, я заметил:

— Тебе это быстро надоест.

— Что надоест, Уэмбли, не получать на орехи и заниматься с мелюзгой?

Я потер заживающую царапину на лбу.

— Так или иначе, — возразил он, — это ты на прошлой неделе хотел завязать.

— Да, не люблю, когда меня...

— Побивают, — закончил он.

Я убрал руку от лица и взглянул ему в лицо. В его глазах отражалось то же, что прозвучало у него в голосе. Игра слов. Искра иронии. Жизнь продолжалась.

— Ага, — криво усмехнулся я. — Когда побивают. Терпеть не могу, когда это случается.

— Ну и черт с ними.

Я кивнул.

— Черт с ними.

— Вот и славно.

Мы продолжали сидеть, но после этих слов настрой явно переменился в лучшую сторону.

Три дня спустя, в понедельник вечером, мы вернулись в Лондон, и Чико, потакая моим страхам, которые он не принимал всерьез, поехал ко мне домой. На смену жаре вернулась нормальная погода, другими словами моросил теплый дождик. Масляные рисунки горячих сухих покрышек размазались по скользким дорогам и палисадники западного Лондона набухли розами. Две недели до Дерби, и если Три-Нитро успеет выздороветь, то будет в нем участвовать. Помимо инфекции, он был в форме.

В квартире было пусто и тихо.

— Говорил же я, — сказал Чико, бросив чемодан в спальне. — Шкафы проверить?

— Раз уж ты здесь.

Его брови удивленно взлетели вверх и он тщательно обыскал все углы.

— Одни пауки, — доложил он. — Всех мух переловили.

Мы спустились к машине и я отвез его домой.

— В пятницу я отлучусь на несколько дней, — сообщил я.

— Блудни на выходных? Ну-ну.

— Вполне возможно. Когда вернусь, позвоню.

— Отныне ловим только тихих, безобидных жуликов, лады?

— А крупных будем снимать с крючка и бросать обратно в воду, — добавил я.

Он ухмыльнулся, помахал рукой и ушел в дом, а я поехал назад. Темнело, и вокруг зажигались огни.

Подъехав к дому, я завернул к гаражам, один из которых арендовал, чтобы не оставлять машину на виду.

Открыл и толкнул вверх ворота гаража. Включил свет. Загнал машину внутрь. Вылез. Запер машину и положил ключи в карман.

— Сид Холли, — раздался голос.

Его голос. Голос Тревора Динсгейта.

Я окаменело смотрел на дверцу машины, которую только что запер.

— Сид Холли.

Полагаю, я знал, что это случится. Как-нибудь, когда-нибудь, как он и обещал. Он угрожал всерьез и не сомневался, что я поверю. Я поверил. Господи, думал я. Как быстро. Как всегда, слишком быстро. Лишь бы он не увидел, как я боюсь. Господи, дай мне сил.

Я медленно повернулся к нему лицом. Он стоял у выхода, на свету, и за ним тонкой темно-серой завесой моросил дождь.

В руках он держал двустволку, направленную на меня.

Слева и за мной были кирпичные стены, а справа стояла машина. У гаражей за домом обычно было безлюдно. Если кто-то и пройдет мимо, то не станет задерживаться под дождем.

— Я ждал тебя, — сказал он.

Как и прежде, он был в деловом костюме в тонкую полоску. Как обычно, он излучал грубую силу.

Не сводя с меня глаз и не отводя ружья, левой рукой он дотянулся до нижнего края гаражных ворот и резко дернул. Ворота поползли вниз и остановились почти у земли, закрыв нас внутри. Теперь он снова держал ружье обеими руками – чистыми, ухоженными, в белых манжетах.

— Я жду тебя не первый день. С четверга. Почти не отлучаюсь.

Я ничего не ответил.

— В четверг ко мне пришли двое полицейских. Позвонил Джордж Каспар. Жокей-клуб объявил о начале расследования. Адвокат сказал, что у меня отберут букмекерскую лицензию. Я лишусь права посещения скачек и могу угодить в тюрьму. Я жду тебя здесь с четверга.

Как и в прошлый раз, в самом его голосе слышалась угроза, рык хищника городских джунглей.

— Полиция побывала в лаборатории. Брата увольняют. С его карьерой покончено. Ему нелегко было пробиться в жизни.

— Давайте поплачем, — отозвался я. — Вы оба рискнули и проиграли. Не повезло.

В ответ его глаза сузились, и ружье сместилось на дюйм-другой.

— Я пришел сделать то, что обещал.

Я тоже рискнул... и проиграл. Как и он.

— Я ждал в машине рядом с домом, — продолжал он. — Я знал, что рано или поздно ты сюда вернешься. Надо было только дождаться. Почти все это время с прошлого четверга я провел здесь, в ожидании. И вечером ты приехал... с другом. Но я хотел застать тебя одного... и продолжил ждать. И ты вернулся. Я знал, что в конечном итоге ты вернешься.

Я молчал.

— Я пришел исполнить свое обещание. Отстрелить тебе руку. — Он помолчал. — Почему ты не просишь пощады? Почему, черт побери, ты не падаешь на колени и не молишь, чтобы я не стрелял?

Я не ответил. Я стоял как вкопанный.

Он горько усмехнулся.