Спрашиваем еще раз: какую надобность могли иметь эти безумцы или их ближайшие вожаки, чтобы произвести свою гнусную и вместе так глупую демонстрацию? Хотели ли они испытать, какое впечатление произведет их кощунство на народ, выходивший из храма? Желательно ли им было изведать действительность патриотического одушевления, которое соединяет, особенно теперь, все сословия нашего народа? Но если ничто окружающее этих людей не поощряло их к учиненной ими выходке, то в искусственной атмосфере, среди которой они живут, они легко могли поверить, что подобная выходка требуется теперь интересами всемирной революции.
Но кому же была надобность пред открытием международной конференции в Константинополе вызвать призрак революции, якобы разъедающей недра России? Мы не знаем, кому именно, но мы знаем наверное, что есть такие интересы, которым понадобилось именно теперь морочить мир и пугать русское общество этим призраком. Еще лорд Биконсфильд при самом начале русского народного движения в пользу христиан, избиваемых в Турции, объяснял его действием тайных обществ. Тогда же было это подхвачено и развиваемо на все лады в заграничной печати.
А вот, – зачем ходить далеко? – именно в тот самый день, как получили мы известие об уличной демонстрации в Петербурге, получили мы и нумер «Journal des Debats», весь наполненный сказаниями и рассуждениями о революции, кипящей в недрах России и охватившей ее правительство. Большая, тщательно написанная статья трактует о недавнем назначении князя Черкасского. «Имя князя Черкасского, – восклицает «Journal des Debats», – бросает нам луч света».
Все стало теперь ясно. Это те самые разрушительные начала, которые Россия насылала на бедную Польшу после ее несчастного восстания. Это те самые разрушительные начала, которые в Царстве Польском подкапывались под исторические основы цивилизованного общества.
До сих пор все, даже враги России, отдавали справедливость благодетельным реформам, совершенным в Царстве Польском, впервые поставившим массы тамошнего народа в правильные условия цивилизованного общества, даровавшим гражданскую полноправность всем его классам, обеспечившим независимость и собственность миллионов людей, покрывшим страну улучшенными учебными заведениями с университетом во главе, даровавшим ей правильное судоустройство, какое действует во всех цивилизованных странах Европы, и положившим конец всему, что стесняло жизнь этой страны, вело к злоупотреблениям и порождало смуты, которые так дорого ей обходились.
Но автор статьи представляет деятельность русского правительства в этом крае как нечто соответствующее видам Парижской коммуны и заключает сетованием, что то же самое может повториться и в Болгарии, что нигилизм, возобладавший теперь в России, имея во главе своей князя Черкасского и его сотрудников, точно так же внесет революционную смуту и в мирную идиллию Оттоманской империи и поколеблет в ней основы цивилизации и общественного порядка.
Но, грозит нам «Journal des Debats», это не обойдется России даром. В случае ее успеха ей придется рассчитываться с революционною партией, которая, подкопав основы общественного порядка в Турецкой империи, возвратится восвояси с вящею силой… «Journal des Debats» мрачно предостерегает «консервативную партию» в России и ее правительство…
Все, нами переданное из рассуждений серьезного европейского органа, покажется невероятным; но все это верно.
Скажите, не вправе ли мы видеть в подобной выходке серьезного органа коррелат той уличной демонстрации, которая так неожиданно поразила всех нас? Не такая ли же это грубая ложь? А между тем ложь эта серьезно обдумывалась и писалась, и это стоило большего труда, чем подговорить сотню готовых сумасбродов на уличную демонстрацию…
Кто-нибудь нанимает же рыцарей пера писать тенденциозную ложь? Труднее ли, дороже ли стоит нанять погонщиков, чтобы бросить на улицу настеганных баранов? Если именно в эту минуту считается нужным пугать Россию революцией, если нагло уверяют ее в глаза, что побуждения, заставляющие ее действовать в интересе христианских населений Востока, за которые столько раз проливала она кровь свою, есть движение субверсивное, противообщественное, опасное для ее внутреннего спокойствия; если хотят уверить ее, что польские жандармы-вешатели были органами цивилизации, меры ее правительства, пересоздавшие Польский край, были делом революционного нигилизма, если после болгарских ужасов находят возможным говорить пред целым миром, что Россия угрожает Турции противообщественною революцией, – то почему же не попытаться произвести эффект в том же направлении посредством уличной демонстрации, как бы ни была она бессмысленна?
Демонстрация вышла не так удачно, как было бы желательно тем, кому она могла понадобиться. Исход ее доказал совершенно противное тому, что, по-видимому, предполагалось доказать.
«Вразумление» России