В чем же должна быть истинная задача правительства? Не в том, конечно, чтобы обрывать листья, оставляя в силе корень. Если действие законной власти не достаточно чувствуется, то входят в силу темные власти. Если ослабляются узы законного порядка, если падает семейная, общественная, государственная дисциплина, то растет в силе дисциплина тайных обществ, и незрелые люди становятся жертвами всякой пропаганды, какая только захочет завладеть ими, чтобы употреблять их для своих целей.
Страх побеждается страхом. Пагубный страх перед темными силами может быть побежден только спасительным страхом перед законною властью.
Воля царя законов
Поступает на рассмотрение Государственного совета проект переустройства Комиссии прошений, подаваемых на Высочайшее Имя. Сегодня мы помещаем доставленную нам об этом предмете статью. Сочувствуя вообще соображениям автора, мы находим только странным, что, ратуя за право подданных возносить к Престолу жалобы на возможные притеснения и несправедливости со стороны властей административных, он преспокойно оставляет в стороне вопрос о возможных притеснениях и несправедливостях со стороны судебного ведомства, как будто и в самом деле это ведомство находится вне сферы Высочайшей власти.
Решения Сената считались всегда безапелляционными, и действительно, в порядке подчинения судебных инстанций нет дальнейшей инстанции. Но над судебными, как и над всякими инстанциями есть верховная власть Монарха. Или Императорское Величество уже не прибежище для притесненных?
От разных лиц, даже в правительственных сферах, приходится слышать, будто вследствие судебной реформы власть Монарха лишилась части своих верховных прав! Одни говорят об этом с наивным прискорбием, другие – с не менее комическою радостью.
Итак, вот вам и конституция! Каким же баронам дарована эта magna charta [хартия вольностей (лат.)]? Господам правоведам, состоящим по судебному ведомству. Заключен Государем с его чиновниками контракт, коим представляется им бесконтрольно и самоуправно распоряжаться в Русском государстве, а Государь, со своей стороны, обязывается ни в чем им не прекословить! Вот приведенная к своей правдивой формуле эта пресловутая конституция. Вот какая нелепость может засесть в мыслях людей, которые, однако, не считают себя глупее других.
Не только в этом случае, где нелепость бросается в глаза, но и вообще возможно ли думать, чтобы каким бы то ни было частным законом отменялось основное начало, на котором зиждется все законодательство страны? Если оказывается в чем-либо несоответствие между отдельным узаконением и общими основаниями государственного права России, то из этого не следует, что отменяется Россия, а следует только то, что оказавшееся несоответствие должно быть устранено и закон должен быть немедленно исправлен.
Опыт и здравый смысл указывают на некоторые ошибки в нашем судоустройстве, требующие исправления. Сюда главным образом относится несчастный институт присяжных заседателей, этот выживший из смысла остаток чужой средневековой старины, притом в искаженном и извращенном виде пристегнутый к нашему судоустройству.
Нелепость этого учреждения чувствуется везде в Европе, между тем как глупцы и шарлатаны у нас молятся на него как на святыню. Так или иначе, этот безобразный институт, притом сопряженный с обременительною для бедного люди повинностью, вопиет об отмене или замене его чем-либо более рациональным.
Окажутся, может быть, и другие errata или desiderata [ошибки или пожелания (лат.)] в нынешнем судоустройстве; однако не следует клеветать на него и подлагать под некоторые узаконения наших судебных уставов значение, которого они по мысли законодателя не имеют и по здравому смыслу иметь не могут. Так, невинное положение о несменяемости судебных чинов без суда возведено в какой-то бессмысленно трансцендентальный догмат. Благодаря одной безобидной строчке в Судебном Уставе будто бы теперь выходит, что дважды два уже не четыре.
****
Припоминаем случай, бывший спустя несколько лет по введении новых судебных установлений. Один из кассационных сенаторов произнес в земском или городском собрании неуместную речь, которая произвела тягостное впечатление на Государя. Его Величество нашел невозможным оставить в звании сенатора лицо, которое публично высказалось несоответственно своему званию, и приказал уволить его.
Испуганный в своем простодушии министр, заикаясь, заметил, что по силе закона сделать это невозможно, так как судебные чины несменяемы. «Для тебя несменяемы, – сказал Государь, – но не для Меня».
Факт этот, относящийся к минувшему царствованию и принадлежащий уже истории, известен нам из достоверного источника. Министру, однако, удалось благодаря доброте Государя замять дело, и сенатор не был уволен.