Твердые орешки

Где-то в стороне загремел барабан, и в круг с криком «асса!» выскочил Сашка. На нем был настоящий черкесский костюм, а за неимением кинжала он прикусил указательный палец. Лихо перебирая ногами, он так быстро закружился, что музыка Жоры начала отставать. Сашке тоже пришлось танец повторить на бис. Я думаю, что этим танцем он частично восстановил звание джигита, потерянное им на «скачках». Когда Сашка кланялся, то рядом с ним появился Захар с барабаном.

Пока все это происходило, Мая шептала что-то на ухо Зинке, и, когда все успокоились, та торжественно объявила:

— Новое изобретение! Художественная гимнастика в теневом театре!

Это тоже было неожиданно и красиво. За опущенным до самой земли экраном Мая, Оля и Таня делали упражнения, и все фигуры и пирамиды в увеличенном виде отражались на полотне. Потом теневой театр показал басню «Стрекоза и Муравей». Хотя это была только проба, но все загорелись и кричали, что нужно для теневого театра подготовить целую пьесу.

Вдруг Зинка подбежала к нашему отряду и дважды шепотом приказала:

— Приготовьте частушки! Приготовьте частушки!

Жора-баянист заиграл, кивнул мне, и мы с Сашкой начали первую частушку:

В нашем лагере лесном
Очень дружно мы живем.
Строем день идем встречать
И ложимся строем спать.

Ребята засмеялись и дружно подхватили припев:

Нин-Вас, Нин-Вас,
Улыбнитесь вы хоть раз!

Захар подсел ко мне, выхватил листок и заревел новый куплет:

Кто приказы отдает,
Кто путевкой лишь живет?
Кто с насупленным лицом
На линейке мечет гром?

И снова, как по команде, весь лагерь запел:

Нин-Вас, Нин-Вас,
Улыбнитесь вы хоть раз!

Нина Васильевна от неожиданности встала, а начальник лагеря прыснул в кулак. Но полетела новая частушка:

Фу-ты, ну-ты, фу-ты, ну-ты,
А в столовой ложки гнуты.
Им цена копейка штука —
Экономия и му́ка.

Теперь половина лагеря пела припев, а вторая половина хохотала. Лицо у начальника вытянулось, и он погрозил мне пальцем.

Старшая вожатая хохотала громко, до слез и приговаривала: «Ой, не могу! Ой, помогите! Ой, молодцы! Так нам и надо! Ой, ой…»

Демьян Захарович тоже смеялся.

— Здорово они нас, ничего не скажешь! Зубастая братва!

Но вот сквозь шум издали донесся крик:

— Подождите! Не кончайте, бегу!

Все обернулись и увидели, что к костру мчалось какое-то странное существо: не то чучело, не то клоун.

Жора-баянист, видимо, знал, какой это сюрприз, потому что сразу же заиграл фокстрот. Клоун, запыхавшись, ввалился в круг и начал всем телом и ногами выписывать такие кренделя, что все схватились за животы.

— Да это же Женька Быков! — закричал Сашка. — Он стилягу танцует!

Теперь-то мы все узнали Женьку. О нем в суматохе даже забыли, а он до последней минуты готовил себе костюм. Техаски с кнопками Женька привез из города, а вот пиджак мастерил здесь. Это был пиджак Валерия. На нем были нашиты цветные яркие лоскутки, и он напоминал чемодан туриста с иностранными наклейками. Брюки короткие, пиджак огромный, и Женька весь утонул в нем. Быкова не узнать было еще и потому, что все его лицо было вымазано желтой и красной краской.

От хохота все валились на землю, и только Нин-Вас с ужасом смотрела на его кривляния. Когда он выкатился из круга, Жора-баянист объявил:

— Танец — пародию на стилягу исполнял Женя Быков!

— Сам он стиляга! — сказал Захар, но на него зашикали, и все, не сговариваясь, снова затянули «Васю».

Громко и неожиданно прорезал темноту горн: «Спать, спать по палаткам!» И костер сразу начал задыхаться. Наш отряд сбился в кучу, и девчонки начали скандировать: «Тан-цы! Тан-цы!»

Нина Васильевна услыхала «танцы» и сразу переменилась в лице, стала прежней строгой старшей вожатой. Но девчонки не давали ей рта раскрыть: сперва кричали «танцы», а потом стали петь: «Нин-Вас, Нин-Вас, улыбнитесь вы хоть раз!» Начальник молчал, ждал, что она скажет. Исход дела решил Валерий:

— А что, я покручу им немного. Ребята не маленькие…

— Часок можно, — кашлянув, неуверенно поддержал Демьян Захарович.

Нина Васильевна сдалась. Девочки от радости начали прыгать. Валерий и Захар притащили магнитофон.

Я танцор плохой, хотя слух у меня есть. На вечера танцев еще не ходил, но дома несколько раз пробовал учиться. Не с девчонками, конечно, а с Колей Пронько, соседом. В общем-то фокстрот и танго с грехом пополам получаются: ритм соблюдаю, но на ноги наступаю.

Когда второй и третий отряды ушли, Нина Васильевна скрестила руки на груди и сказала:

— Валерий Николаевич, бальные! Понятно?

Девочки приготовились к танцам, а мы стали в сторонке. Женька бегал от девчонок к нам и канючил:

— Ну, давайте, давайте! Тоже мне пацаны… Тю!

Сам он не решался, а у нас у всех дрожали коленки.

— Падеспань! — объявил Валерий, и сразу же заиграла музыка.