Тверской баскак. Том 4

— Когда в Сарае узнают о поражении своего войска, это станет для Батыя неприятным сюрпризом, и им с сыном будет о чем подумать. В степи только что закончился большой передел, и новая затяжная война с еще одним противником ни Батыю, ни Сартаку не нужна! Они едва-едва придавили родню из гнезда Чагатая и Угедея и понимают, что стоит им хоть на чуточку отпустить вожжи, как те снова поднимут головы, а война с Русским улусом заберет сил и немало. Нет, война с Русью им не нужна! Им нужен стабильный доход, чтобы покрывать огромные затраты на внутренние разборки. Ежели мы упремся и попрем на рожон, то тогда да, другого выхода, кроме как поднимать тумены, у них не будет, а если вдруг Русский улус проявит благоразумие и присягнет на верность, то это, скорее всего, воспримут более чем благосклонно. Батый — человек разумный, и если все правильно подать, то он обязательно прислушается к доводам рассудка. Лучше простить повинную голову и получить постоянный доход, чем поддаться гневу и влезть в новую войну и новые расходы.

Андрей уже понимает, о чем я. В его глазах вспыхивают гневные искры, но я все-таки дожимаю.

— Нам большая война тоже сейчас ни к чему, и потому рано нам еще отношения с Сараем безоговорочно рвать. В этом наши желания с Ордой совпадают, и потому я советую с ханом замириться, и как можно быстрее. Положенный хану выход выплатить досрочно и в вечной верности поклясться! Тогда…

Тут князь не сдерживается и грубо обрывает меня.

— Непонятный ты, Фрязин, скользкий какой-то! То всех на битву с ордынцами подбивал, а теперь на попятный. Предлагаешь мне перед Батыгой повиниться, мол прости меня неразумного за то, что людишек твоих посек и волю твою не исполнил⁈ — Он гордо вскинул голову, и его губы скривила откровенная насмешка. — Как сам-то думаешь, простит меня царь Батыга?

Упрек в какой-то мере справедливый, но только не от Андрея, ведь по сути я за него вписался, за его право на Великое княжение. Этого я, естественно, не говорю, а придерживаюсь продуманной линии.

— Думаю нет, не простит! Только не потому, что вина твоя безмерна, а потому что ежели все подать правильно, то прощать тебя, Великий князь, не за что! Ты клятвы верности своей не нарушал, против хана оружия не поднимал! Ты бился с братом своим Александром, что вопреки ханской воле хотел стол Владимирский у тебя отобрать. У тебя ярлык на Великое княжение, полученный из рук хана Гуюка, есть⁈ Есть! Его хан Менгу своей волей подтвердил⁈ Подтвердил! Так что ты просто обязан был его защищать. — Для пущей убедительности простодушно развожу руками. — А что там за степные тумены пришли с Александром, так то тебе неведомо было. Никто тебе грамот не слал, ничего не приказывал и не просил! Они были слишком самоуверенны, и этой промашкой мы сможем воспользоваться. Тем более что такой выход удовлетворит не только нас, но и Батыя с Сартаком.

Мои слова произвели впечатление, я вижу это по застывшему в замешательстве лицу князя и, не давая ему высказать сомнения, продолжаю.

— На поле под Коломной мы показали свою силу, и она будет залогом твоей безопасности. Как я уже сказал, война Батыю не нужна, а твоя казнь, Великий князь, приведет именно к этому. Твой приезд и внезапная покорность будут очень ценны в глазах хана, так как нивелируют позор поражения и вернут уже потерянный было доход с Русского улуса. И вот здесь мы даже сможем поторговаться. Они были недовольны размером выхода! Хорошо! Мы сами предложим им увеличение ордынской дани, но только при условии, что они уберут всех баскаков с нашей Земли. Сами все соберем и сами привезем. Батыю и Сартаку сейчас до зарезу нужны деньги, а не война! Думаю, если все красиво подать, они согласятся и еще благодарить будут!

Тут я позволяю себе ироничную улыбку, показывая, что с последним я пошутил. Несколько долгих секунд сидим в тишине, и Андрей, размышляя, смотрит куда-то вглубь себя.

Наконец, он поднял на меня взгляд.

— От своих слов, что ты скользкий, я не отказываюсь. С тобой, Фрязин, ухо надо держать востро, но и разумность мыслей твоих отвергнуть не могу. — Он поднялся, давая понять, что разговор окончен. — Я тебя услышал, ответ дам вскорости. 

Глава 2

Начало октября 1252 года

Подняв взгляд на замерших офицеров, я впечатываю кулак в доски стола.

— Это что, мать вашу, такое⁈ — С трудом сдерживаю себя, не позволяя сорваться на крик. — Я вас спрашиваю!

Мой взгляд зло хлещет по мятым лицам всех шестерых комбригов и останавливается на их командире, полковнике Эрике Хансене.

Обойдя стол, подхожу к нему вплотную и впиваюсь глазами. Тот задирает подбородок и, отводя лицо, старается не дышать на меня, но куда там, от него так разит кислым запахом браги, что это не утаить.

— Я дал тебе две недели, Эрик! — Не выдерживая, вновь повышаю голос. — Две недели! И что⁈ Где, датская ты морда, крепость!