Тверской баскак. Том Пятый

Калида рывком поставил татарина на ноги, и я впиваюсь взглядом ему в глаза.

— Врешь, собака! Тебя специально подослали, чтобы оговорить Иргиль⁈ Говори или сдохнешь в муках!

Незнакомец бледнеет, но не отводит глаз.

— Никто меня не посылал, кроме всемилостивейшей госпожи Иргиль.

Всматриваюсь в его узкие глаза, и мне все больше кажется, что этот человек не врет, но все-таки странно, что какой-то степняк помчался за тысячу миль по слову чужачки и ведьмы.

— Получается, незнакомая чужестранка попросила тебя, — вкладываю в голос угрожающий сарказм, — и ты бросил семью, бросил свой дом и скот, и отправился выполнять ее просьбу.

Татарин отчаянно замотал головой.

— Зачем так говоришь! Иргиль не чужая мне. Всемилостивейшая госпожа спасла моего сына от смерти, когда его порвали волки прошлой зимой. Он умирал, и никто не мог ему помочь, а она пришла и вылечила его. С того дня я поклялся, что моя жизнь принадлежит ей.

Он замолк, облизнув разбитые, потрескавшиеся губы, и добавил:

— Она сказала, отвези послание русскому консулу, и я без слов в тот же день сел на коня. Таков закон Великого Неба, моя жизнь взамен за жизнь сына!

Версия прозвучала довольно убедительно. Придумать такое, конечно, можно, но вопрос, зачем⁈ Кому в Золотом Сарае нужна такая затяжная и хитромудрая игра?

«Никому! — Мысленно отвечаю самому себе. — Единственный человек, кто решился бы подставить ближнюю подругу Боракчин-хатун, а стало быть и саму всевластную регентшу — это Берке, а он сейчас здесь, на другой конце света, и при всем желании не смог бы разыграть такую комбинацию».

Обдумывая, не спускаю взгляда со скуластого лица татарина. Тот все также преданно ест меня глазами, и я понимаю, что как ни фантастично это звучит, но выходит, действительно, Иргиль решилась послать мне весть. А это значит, что случилось или вот-вот случится что-то очень и очень плохое.

Не смягчая жесткого взгляда, позволяю татарину говорить.

— Ладно, допустим я тебе поверил. Что просила передать Иргиль⁈ Говори!

Тот вновь энергично замотал головой.

— Нет, нет! Я говорить не умею, и памяти на слова у меня нет. Госпожа Иргиль написала…

«Писать намного рискованней, — мысленно соглашаюсь с действиями свое подруги, — но, пожалуй, да, в этом случае у нее не было другого выхода!»

Татарин продолжает еще что-то объяснять, но я уже не слушаю и обрываю его на полуслове.

— Где письмо⁈

Тот молча кивнул на полог, намекая что оно где-то за пределами шатра. Бросаю решительный взгляд на Калиду, и тот понимает меня без слов. Резко развернув пленника, он толкнул его к выходу.

— Пошли покажешь!

Выходим из шатра, и подойдя к своим лошадям, татарин остановился и протянул руку.

— Дай носс! — Обратился он к Калиде, коверкая русское слово.

Несколько мгновений раздумья, и Калида все-таки подал ему короткий засапожник. Я с интересом смотрю как посланник аккуратно надрезает шов на сгибе седла и вытаскивает тоненькую трубочку.

«Конское седло для степняка вещь почти святая, — автоматически отмечаю про себя, — раз уж татарин решился спрятать послание там, значит, действительно, считает свою миссию волей Небес!»

С трудом сохраняя хладнокровие, дожидаюсь, пока Турша передаст мне письмо, и, только взяв его в свои руки, резко разворачиваюсь и возвращаюсь в шатер почти бегом.

При свете спиртовой лампы впиваюсь глазами в крохотные неровные буквы.

«Улагчи болен и скоро умрет! Ему осталось два-три месяца. Я ничего не могу сделать!»

— Ни здравствуй, ни до свиданья! — С помощью легкой иронии пытаюсь совладать с нахлынувшими чувствами. — Узнаю свою железную леди! Никакой чувствительной сентиментальщины, все только четко и по делу!

Справившись с эмоциями, быстро пытаюсь осмыслить полученную информацию.

«Значит, судьба таки взяла свое, кому суждено умереть в младенчестве, тот умрет, и никакие события вокруг не смогут этого изменить. Моя попытка вклиниться ни к чему не привела. Судьба недвусмысленно дает понять — не погибнет от яда, так умрет от болезни. Линию судьбы исправить невозможно!»

Мой взгляд замирает, уставившись в темноту.

«Два-три месяца! Из них месяц уже потрачен гонцом на дорогу. Значит, остался один, максимум два, и из Золотого Сарая помчится гонец к Берке с вестью о смерти вана улуса Джучи. Накинем недели три на дорогу, и получается, что через пару месяцев Берке получит трагическое известие. Что он сделает⁈»

Тут у меня сомнений нет. Берке немедленно бросит ненавистный ему поход и помчится в Орду. Ведь правителя Улагчи, именем которого его сослали на этот край света, больше нет, а значит, и ссылка его окончена! Хуже всего то, что он не просто кинется обратно в Сарай, а развернет еще и тумены Тукана и Абукана. И это как минимум!

Часть 2 Глава 7

Август 1258 года

Пожилой жилистый монгол стоит прямо передо мной и зло, словно гавкая, вываливает мне заученное послание.