Тверской баскак. Том Пятый

— Честно говоря, булла папы это даже не про крестовый поход, это настоящая мольба о помощи. Вопрос ныне стоит очень остро, и речь идет о реальном спасении Святого престола. Ведь Рим сейчас между двух огней. С севера неумолимо накатываются монголы, поговаривают, что они уже под Равенной и даже осадили город, а с юга наступает этот бастард Фридриха, Манфред Сицилийский. И то, что папа отлучил его от церкви и объявил врагом всего христианского рода, никак Риму не помогает. — Замолчав на миг, он взмахнул рукой. — Хотя все это тебе не интересно! Главное, Людовик IХ и герцог Анжуйский решили помочь папе в его столь бедственном положении и объявили о сборе христианского воинства. Их армия уже почти готова к походу, но, как ты сам понимаешь, прежде чем двинуться на Рим, они должны обезопасить себя от удара в спину, то бишь разгромить врага здесь, в Германии.

Слушая архиепископа, я быстро пытаюсь вникнуть в перечень звучащих имен.

«Людовик IХ — это тот король Франции, что возглавил два самых бездарных крестовых похода, за что посмертно был признан Святым. Карл Анжуйский, этот мужик посерьезней будет. В глупые авантюры не влезал, но в средневековой Европе известен не менее, чем его непутевый братец. Он — именно тот, кто в будущем одолеет того самого бастарда Манфреда, казнит Конрадина и завоюет Сицилийское королевство».

Пока я вспоминал, Лаурелий не умолкал.

— Как только Людовик объявил, что возглавит поход на степных варваров, то к нему сразу же подтянулись герцоги Фландрии, Брабанта и Лотарингии. Есть даже слух, что и Бургундский дом тоже присоединился к походу, но за это не поручусь.

Выдохнув, он развел руками.

— Теперь ты видишь, моей вины в провале миссии нет. Когда на западе вдруг замаячила такая поддержка, никто из курфюрстов со мной даже и говорить не захотел. Ни Конрад, архиепископ Кельна, ни Герхард из Майнца, ни архиепископ Трирский, Арнольд. Все они ныне собирают войска и абсолютно уверены, что великая христианская армия разгромит диких степных язычников.

Он замолчал, а я крепко задумался. Новость и впрямь была ошеломляющая. О нападении крестового воинства из Франции я как-то не подумал. Мои замыслы ограничивались Германией, и мне даже в голову не могло прийти, что кто-то в Европе решится не просто дать монголам отпор, а сам перейдет в наступление.

Тут в памяти всплыло предупреждение Калиды, и я только покачал головой.

«Калида как в воду смотрел. Противник использовал данную ему передышку, что называется, по полной. Теперь, скорее всего, ситуация изменится, и уже мы на поле боя окажемся в меньшинстве. Даже вместе с туменом Абукана! Если выступит вся Франция, то сколько они смогут собрать⁈ — Задумавшись, перебираю известные мне цифры. — Скажем так, через сто лет при Кресси у французов тоже был полный сбор, и вместе с наемными генуэзцами набралось около восемнадцати тысяч. Уже немало, но ежели так, то это не смертельно!»

В глубокой задумчивости я чуть было не забыл про своего гостя, и тому пришлось даже слегка крякнуть, дабы привлечь внимание. Увидев его тревожно-выжидательный взгляд, я нарочито небрежно улыбнулся.

— Ну а хорошие вести у тебя есть⁈

Испытывающе оценив мое выражение лица и не заметив следов испуга и тревоги, архиепископ и сам успокоился.

— Есть и хорошие! Город Люнебург решил не оказывать тебе сопротивления и готов принять твои условия. Они открывают ворота, но твои воины не заходят в город. За это они выплачивают тебе требуемую контрибуцию.

Я удовлетворенно кивнул. В нынешних условиях новость действительно хорошая, поскольку мне до зарезу нужны деньги. Армия уже два месяца не получала жалования, и хоть бойцы пока не бузят, но перед грядущей схваткой хотелось бы ребят побаловать.

Не показывая, что известие меня обрадовало, хмурю брови.

— Еще чем порадуешь⁈

Лаурелий кривит рот в натянутой улыбке.

— Еще скажу, что герцоги Баварии, Саксонии и Бранденбурга разбили лагерь под стенами Люнебурга и ждут твоего подхода. Слухи о крестовом походе уже начали доходить до них и плохо влияют на их настроение. Тебе придется приложить немало усилий, чтобы убедить этих сиятельных господ в том, что солнце удачи все еще светит в твою сторону.

Ехидный смешок Лаурелия, который вырвался из его рта на последних словах, еще звучит в моем сознании, но я уже отбрасываю воспоминания. До встречающей нас делегации не больше двадцати шагов, и стрелки Стылого, окружив группу горожан, освободили мне дорогу.

Пустив кобылу шагом, подъезжаю к трясущемуся от страха бургомистру Люнебурга. Бедолагу так колотит, что подушечка с ключом от города того и гляди вывалится у него из рук. Остальные члены почетной делегации тоже на пределе, и все пялятся на меня, как на вышедшее из мрака исчадие ада.

— Го-город Лю-люнебург приветствует тебя, консул Руси, и вверяет себя в т-твои ру-руки!

«Консул Руси, — повторяю про себя, словно бы пробуя слова на вкус, — а что, звучит неплохо! Так меня еще никто не называл!»

Усмехнувшись, принимаю от него большой бронзовый ключ и отвечаю ему на таком же нижнесаксонском диалекте.