Услышав озорную, задорную песню, из дома выходит Рангу. Они переглядываются с Джанки.
— Почему не пришел Афанасий? — спрашивает Рангу.
— У него дела в городе.
Джанки вздыхает.
— О чем ты вздыхаешь, Джанки? — присаживается перед ней Сита.
— Так.
— Нет, скажи! Скажи!
— Жаль, что он не верит в наших богов. Он очень хороший.
— Разве брамин Рам Лал меньше уважает его за это?
— Ах, нет… нет… Но я подумала, что Афанасий мог бы стать твоим мужем, девочка, родись он у нас. А так это невозможно. Мы же не знаем его касты.
Сита вспыхивает, вскакивает на ноги, в глазах ее слезы.
Рангу недовольно обрывает жену:
— Ты говоришь глупости, Джанки!
И снова колышется розовый мазхар. Вдоль стен, опустив лицо, медленно, разбитой походкой идет Сита. Человек неизвестной касты… Человек неизвестной касты… Его волосы как солнечные лучи, и кожа его белей, чем у брамина… Но каста его неизвестна…
Неумолимые, беспощадные законы веры, законы, которые хорошо известны Сите, заставляют ее сжиматься от ужаса.
Девушка, полюбившая мужчину низшей касты, изгоняется родичами как собака. Ее убивают камнями. В будущей жизни ее ждут одни мучения…
И розовый мазхар все ближе и ближе жмется к пышущим зноем глиняным оградам.
О великий Рам! Когда же, наконец, она сможет упасть к алтарю Шивы, когда же решится ее судьба?
Живя в Бидаре, Афанасий почти не вспоминал о гератце Мустафе. Ну, сукин сын и сукин сын. Не хочет отдавать долга, как его поймаешь? Да и долг не так велик, чтобы за Мустафой бегать. Однако Мустафа о Никитине помнил. Раза три, завидев Афанасия, воин сворачивал в проулок, затесывался в толпу. Жалко было возвращать деньги. А кроме того, у Мустафы находилось и оправдание такому поведению. Гератец твердо убедился, что с русским купцом не все чисто. Отдавать же долг врагу султанского трона просто глупо. А Мустафа не хотел оставаться в дураках. Нет! Тем паче, что Мустафе была известна тайна, узнай о которой его повелитель хан Омар, начальник султанской конницы, давно бы гнить гератцу где-нибудь в джунглях, где рыщут шакалы…
Иногда Мустафу лихорадило от сознания опасности и от алчности. Счастье само свалилось в руки, он не знал только, как им воспользоваться. Кто бы поверил ему на слово? Никто. А доказательств нет. Он может лишь рассказать то, что видел, и передать слово в слово то, что слышал.
А видел и слышал Мустафа такое, что самому сначала не поверилось.
На третьей или четвертой неделе поступления на службу к хану Омару Мустафу послали в дворцовый караул. Его дело было ходить вдоль стены сада хана Омара по дальней песчаной аллейке, куда никогда никто не заглядывал, кроме начальника дворцовой стражи. Потому-то Мустафа туда и попал: накануне он угощал этого самого начальника, оба напились, и начальник стражи сделал Мустафе поблажку. У него самого голова трещала, как ему не понять было, что Мустафе тоже хочется спать… Пройдясь раза два по аллее и убедившись, что вокруг тишь, Мустафа, преодолевая невыносимую боль в висках и затылке, полез в гущу кустов. Найдя укромное прохладное местечко, он вытянулся на земле и с облегчением вздохнул. Милосерд аллах к своим верным рабам. Мустафа лежал с закрытыми глазами и старался уснуть, но его мутило и сон не приходил.
Тогда он и услышал голоса. Один из них — низкий, грубый — был голос самого хана Омара, а второй голос был не знаком.
В первое мгновенье Мустафа подумал, что его ищут. Он сжался в комок. Хан Омар не щадил нерадивых воинов.
— Я пришел к тебе от махараджи-дхи-раджи, хан! — услышал Мустафа.
— Покажи знак.
— Вот он.
Наступило молчание. Потом голос хана прохрипел:
— Говори…
Чуть повернув голову, Мустафа сквозь густую поросль заметил широкую спину хана и как будто знакомое лицо немолодого индуса. Этого индуса Мустафа где-то видел… Где же? Где? А! Он вспомнил. На базаре, вместе с русским ходжой Юсуфом. Мустафа ловил каждое слово.
Индус сложил руки.
— Великий хан! Махараджа-дхи-раджа посылает эти камни в знак уважения к тебе и твоему славному роду. Прими их и знай, что слава опережает твои шаги. В Виджаянагаре умеют ценить мудрых и смелых…
— Что ему нужно?
— Ничего, о великий хан! Махараджа велик и бескорыстен. Он повелел лишь передать, что уважает благородных противников и всегда готов служить им, если захотят принять его услуги…
Хан Омар хмыкнул.
— Ну?.. Чем же он готов служить? И зачем?..
— Да простит мне великий хан, что я скажу правду. Войска султана не успокоятся на Кельне. Махараджа знает, что Махмуд Гаван хочет идти на Виджаянагар. Жертвовать собою будут тысячи бесстрашных, знатных воинов. Но в случае победы добыча и слава пойдут малик-ат-туджару, а вина в случае поражения падет не на него…
— Вся его слава завоевана нами!