— Свертывай! — не обращая внимания на муллу, покрутил пальцем Никитин. — Гурии уже ждут.
Теперь хохотали над беспомощно озиравшимся, обозленным муллой.
— Почтенный! И ты уступишь неверному?
— Эй, мулла, на этом ковре он будет молиться своему Христу. Надбавь!
— Я продаю ковер! — поколебавшись, развел руками тезик. — Аллах свидетель, он дает хорошо.
— Я плачу восемь тамга! — поднял руку мулла. — Плачу! Я не уступаю. Ковер мой. Я был первый.
— Э, святой отец! Так не годится! — накладывая на ковер руку, упрекнул Никитин. — Восемь — моя цена. Ковер мой.
— И ты отдашь ковер иноверцу? — крикнул мулла тезику. — Стыдись!
— Но он, правда, первый назвал цену…
— Ты требуешь с меня больше? За одну тамга ты продаешь свою веру, купец!
— При чем тут вера? — возразил Никитин. — Святой отец, не путай мечеть с рынком. Здесь все молятся одинаково.
— Ты слышишь, что он говорит?! Слышишь?! И отдашь ковер ему?!
Мулла трясся, народ покатывался. Тезик мялся, не зная, как быть. Никитин опять выручил его.
— Ладно, святой отец. Я уступлю из уважения к твоему сану. Видишь, я почитаю чужую веру даже на торгу. Нет, нет, не благодари! — сделал он вид, что удерживает муллу от благодарности. — Может, эти восемь тамга зачтутся мне в том мире.
— Тебе зачтется только злоязычие и поношение святынь! — свирепо ответил мулла, отсчитывая деньги.
Муллу проводили свистом и насмешками. Рыночному люду, падкому на зрелища, пришелся по душе русобородый чужеземец, смелый и острый на язык. Никитина похлопывали по плечам, по животу, улыбались ему.
Довольный тезик предложил:
— Зайди в лавку. У меня не только ковры.
Никитин развел руками:
— Друг! Если б у меня были деньги, я не уступил бы этого ковра! Откуда он?
— Из Бухары. Э, жаль, что ты без денег. Я бы продал тебе одну вещь… Ну, выпей со мной кумыса.
— Спасибо. А что за вещь?
— У тебя нет денег.
— Значит, ты не рискуешь прогадать на продаже!
— Это верно! — засмеялся тезик. — Но ты огорчишься. Вещь красивая.
— Разве красота огорчает?
— Конечно, если ею не можешь владеть.
— Можно радоваться и тому, что она существует.
— Хм! — ответил тезик. — Что пользы дервишу от юной наложницы шаха? Он может лишь воспевать ее красоту и сожалеть, что не родился повелителем вселенной.
— Или постараться стать им.
— Дервишей — тысячи, шах — один, — вздохнул тезик. — Кто-то всегда несчастен… Ну ладно, я покажу тебе эту вещь.
В лавке, куда они вошли, тезик не стал ни в чем рыться, а достал из нагрудного мешочка обычный грецкий орех, каких тысячи росли по Дербенту, и подкинул его на ладони.
— Видал ты когда-нибудь что-нибудь подобное? — с лукавой усмешкой спросил тезик. — Такую красоту, такое дивное совершенство, такую редкость? М-м? Приглядись! Это же сокровище!
— Ну, ну! — осторожно сказал Никитин. — Дай в руки…
— Держи.
Никитин ничего не мог понять. Простой орех. Без подвоха. Но, видно, все же не простой, иначе тезик бы так не улыбался. В чем же секрет? Может быть, внутри ореха что-нибудь? Да что же? Он легкий.
— Ничего не вижу! — признался Никитин. — Шутишь, купец!
— Его красота просто ослепила тебя! — наслаждался тезик. — Свет померк в твоих глазах. Напряги зрение!
— Возьми орех, — сказал Никитин, — не обманывай.
Тезик взял орех, еще раз подкинул на ладони.
— Ой, ой! Разве я похож на обманщика?.. Ну, смотри лучше. Хорошо смотри… Раз, два… Видишь?
В руках тезика орех раскололся на половинки, а вместо сердцевины в нем показался нежный, фисташкового цвета комочек шелка.
— Эко баловство! — разочарованно усмехнулся Никитин. — К чему это?
— Не нравится? — с деланным огорчением спросил тезик. — А я-то хотел порадовать тебя! Ай, какая беда! Правда, кому это нужно, а? Бросить надо… Вот так… Вот так…
Говоря, тезик вскидывал рукой с комочком шелка, и с каждым взмахом в воздухе вытягивалась и начинала медленно оседать нежная фисташковая дымка. Одна дымка, извиваясь, плыла над другой. И не прошло минуты, как всю лавку словно заволокло зеленоватым туманом.
Афанасий остолбенело поводил глазами. Сколько ж это локтей материи в орех влезло? Кто такую, тоньше паутины, соткал?
— Возьми в руки! — разрешил тезик. — Тяни, тяни! Не бойся! Можешь дернуть. — Никитин с опаской натянул туманную, нежную полоску ткани. Она была прочна. Потянул сильнее — не поддалась. Дернул — хоть бы что ей!
— Хочешь смерить? — спросил тезик. — Прикинь.
— Дела-а-а! — протянул Никитин, намерив двадцать локтей. — Вот это, верно, чудо… Скажи кто — не поверил бы. Эта материя для чего?
— Богач может сделать чалму, красавица — платье.
— И почем?
— Весь орех? Сто тамга.
— Сто-о-о?..
— Сто. Это редкость. Орех из Индии.
У Никитина в мыслях пронеслось: сто тамга — пятьдесят рублей. Это здесь. В Москве — в десять раз… пятьсот… За орех, зажатый в кулак!..
— Ты из Индии?
— О нет! Я купил орех в Кермане.
Скатывая нежный шелк, тезик говорил еще что-то, шутил, но Никитин ничего не слышал. "А что, если…" — подумалось ему. Он отогнал эту мысль прочь, но она вернулась еще более заманчивой и убедительной: "Ведь ты же собрался в Индию? — поддразнивало сознание. — Ведь тянуло тебя всегда в чужие края? Хотелось повидать их? Что ж ты?"