За полсотни, считай, лет вся страна передо мною прошла. С настенными дедовскими шла, с будильниками шла, с военными хронометрами… Теперь идет с китайской однодневкой, которой цена копейка. А мой папа к карманным часам дужки приваривал и делал из них наручные. Я после войны под стол пешком ходила, но хорошо помню, как люди его работе радовались! Часового мастера уважали, Филька.
А сегодня что… Ты воровка, кричит, мошенница! Часы в меня швырнула – чудом не попала. Ты их подменила! Полицию вызову! И ногами топает, сумочкой машет.
Она на той неделе принесла в ремонт корсетные швейцарские часы в золотом корпусе. Сделаны до Первой мировой. Часы как часы, в ломбарде на вес лома. А она небось думала, что если они ходить будут, ее золотом осыпят. Люди разные, Филя. У кого-то в голове одна кукушка, и та, чтобы деньги считать.
Швырнула она свою швейцарию и разбила мне стекло в ходиках… А у меня открытый механизм на столе! А ну как осколки попали?
В общем, будешь в субботу один тут мух ловить, а мне теперь все заново. Разбирать, проверять, чистить. Иначе я себе не прощу… Ох, Филя, светлая у него голова была. Этаж календаря, этаж часовой, этаж будильника и этаж автоподзавода.
В понедельник за ними мальчик придет. Да что ты понимаешь. Понимает он… Только щуриться умеешь. Я и сама не понимаю.
Мальчику на вид лет двадцать. Бледный: сразу видно, что не местный, учиться приехал. В огромных наушниках, по-модному, а сам потерянный какой-то. Дедовы часы починить, говорит. Обычные, советские, стальные. «Ракета».
И протягивает.
Ты меня, Филька, знаешь как облупленную. С моей работой пить ни-ни, рука не должна дрожать. Глаза, то другое дело, в молодости я без лупы работала, зрение посадила.
Про «Ракету 3031» ты помнишь, я рассказывала. Экспериментальная партия Петродворцового завода, в семьдесят четвертом продавали в единственном магазине в Ленинграде. Четырехэтажный механизм, гонг будильника, двойной календарь, ротор автоподзавода на вот такусеньком шарикоподшипнике! Техническое чудо! Сложнее этого механизма никогда не было в часах. Это теперь за ними коллекционеры гоняются, тыщи долларов платят, а тогда никто не мог полторы сотни рублей заплатить, только витрины облизывали: дешевле было купить золотые.
А того ты, Филя, дура пушистая, не знаешь, что у той малой партии была своя малая партия – с особым корпусом, с ушками под браслет. Ее Митенька разрабатывал в шестьдесят седьмом году, в командировке. Их уничтожили все-все. Одни часы Митя себе оставил, ему разрешили. Одни-единственные. Я их так в руках и не подержала, Митя ко мне не вернулся из Ленинграда.
И протягивает мне студентик эту «Ракету» с ушками под браслет и говорит: дедушка умер. А у меня руки дрожат.
Елена Куприянова. Короткая дорога
Анка опаздывала и решила срезать. На перекрестке – весь в ржавых пятнах, без колес, но такой же величавый, как на дорогах из детства, – стоял «ГАЗ-21». Анка залюбовалась, достала телефон, стала щелкать. Но тут же спохватилась и пошла в ту сторону, куда смотрели подбитые фары – вниз по незнакомой улице.
Тот, кто поставил здесь «Волгу» с табличкой «Я не хлам, я продаюсь», видимо, знал, что там дальше, в пологом овражке. Зажегся красный фонарь. Анка остановилась перед узкоколейкой. Мимо грохотала и плыла – во взмахах рук, в изломах всей нескладной фигуры вожатого деда Вити, сажавшего ее, малявку, на ящики прокатиться, – настоящая дрезина. Анка завороженно смотрела вслед, пока телогрейка деда Вити не потеряла ватные очертания, превратившись в робу с эмблемой «Мостмост» на спине молодого парня. Дрезина завернула за угол дома с выбитыми стеклами. Что здесь было? Завод? А это его общежития до сих пор стоят брошенными гигантами?
…Опомнилась, перешла на другую сторону, там обычные пятиэтажки, ничего интересного. Кто-то жарит картошку, и как будто это картошка с грибами, хотя грибов там может и не быть, только лук и постное масло. Бабушка всегда готовила к ее приезду что-то вкусненькое, и, еще только сойдя с электрички в Косино, Анка тянула носом воздух – картошка или пирожки с капустой? К ароматам еды из пятиэтажек примешивался запах старых квартир, где живут старые люди, и вещей, которыми пользуются всю жизнь, ничего не выкидывая, потому что нового не купить. Когда бабушка умерла, Анка нашла сундук со своими подарками – нераспечатанными, ненадеванными, отложенными то ли до лучших времен, то ли на черный день. Боже мой, Аня, кто-то просто жарит картошку…
…Слева школа с кубиком Рубика в человеческий рост у входа. Она собирала его быстрее всех в классе. Мальчишки завидовали, доводили ее: «Анка – жирная пулеметчица!» А она била их портфелем, стараясь попасть по голове. Справа указатель на типографию. Два этажа, окна заколочены. Написано, что здесь печатали листовки для трех русских революций. В кармане ожил телефон:
– Ты где?
– Я бегу! Близко, пятнадцать минут!