Твое злое великолепие

Темный лес, с высокими вышками, что, казалось, устремлялись в пустоту неба, покрытого ночной серой пеленой, едва качались на безжизненном ветру, издавая гулкие тихие скрипы, скрывающие за собой ужас сотен убитых людей. Лилит, в белом закрытом платье с белоснежной плотной фатой, шла по закоулкам этого страшного места, привыкнув к кромешной тьме и безудержным взглядам кровожадных обитателей, неготовых сделать первый шаг навстречу святой фигуре. Внезапно, в середине леса, между стволами двух прямых деревьев, появилась матовая красная дверь, привлекающая внимание своим ярким оттенком в этой поблекшей глуши. Без промедления схватив золотую дверную ручку, она потянула ее на себя и увидела простую бедную комнатку, с заплесневелой мебелью и обшарпанными стенами, по полу иногда пробегали противные живучие существа, которых девушка в детстве очень сильно боялась, отказываясь возвращаться домой до тех пор, пока эти насекомые не пропадут с маминой помощью.

Войдя в прекрасно знакомые апартаменты, Лилит с замершим дыханием наблюдала за исхудавшей маленькой фигурой, укутавшейся в тонкое дырявое одеяло от сквозного холода зимы. Женщина, лет двадцати пяти, никак не выглядела на свой возраст, казалось, она была в разы старше, однако девушка запомнила ее именно такой. Отстраненной. Холодной. Строгой. Лилит смотря на нее всегда испытывала смешанные чувства любви и ненависти, однако никогда не позволяла своей матери увидеть хоть небольшой их отблеск в своих глазах, скрывая все за суровым выражением лица.

— Изначально, я мечтала не о такой свободной от аристократизма жизни, — начала она, смотря в окно, на бушующую метель, разрушающей все на своем пути.

— Ты уже мне это рассказывала, мама, — Лилит знает, как начинается этот кошмар и как он заканчивается, однако несмотря на это ей по-прежнему больно разговаривать с ней и видеть ее, еще больнее будет, когда ее матушка начнет валить вину на нее, показывая, какую катастрофу навлекла на нее родная дочь.

— Вот как. Однако тебе это повторить не помешает, ведь пока я раз за разом переживаю суровую зиму ты теплишься в мягкой кровати, забывая обо мне, — женщина повернулась своим бледным лицом в сторону дочери и продолжила, — Лилит, ты родилась в холоде зимы, в ней же и должна жить и умереть, прямо как я. На большее ты не имеешь право, ты этого не достойна.

— Конечно, матушка, — Лилит пропустила последние слова мимо ушей, так как считала себя более чем достойной. Она стала высокопоставленной священницей в церкви Корлес, переманила Габриэля, подготовила восстание, даже король когда-то желал ее, если она недостойна, то в этом мире просто не существует кого-то, кто мог быть достойным по разметкам беспощадной матери.

— А ты все такая же лицемерная, подлая скотина, — бранила Клаудия, смотря своими потухшими темно-зелеными глазами прямо в глаза Лилит, даже несмотря на тканевую преграду, — Я, как и всегда, поучу тебя, как нужно вести разговор со старшими.

— Ха-ха, давай попробуй, — алура с детства являлась той еще бунтаркой, особенно если это касалось наказов матери, — я святая, а ты просто низшая священница, так что не имеешь такой власти, чтобы мне приказывать.

— Ты права, однако почему-то мы все время возвращаемся сюда и это не я тебя зову, а ты молишь меня, просишь наказать за то, что сотворила со мной, не правда ли, мой ядовитый цветочек? — Клаудия зловеще улыбнулась, продолжая, — давай же посмотрим, какую боль ты сможешь вытерпеть на этот раз.

Девушка плотно сжала губы, ожидая, когда последует мучительная жгучая пытка, которая, подобно настоящей, прожжёт все ее тело, начнет узурпировать и господствовать над ее разумом.

— Хм, этого я не ожидала, — тихо прошептала женщина, растворяясь в туманной пелене.

Лилит с низким стоном открыла глаза, увидев над собой буквально в нескольких сантиметрах Габриэля, что с любопытным выражением лица всматривался в ее изумленные заспанные глаза. Из-за слишком близкого контакта, она чувствовала его согревающее ее кожу дыхание, легко касавшееся порозовевших губ, горячую упругую кожу верхней обнаженной части тела, видимо, когда она спала, он решил раздеться и даже уже разогрел камин. Его силуэт заслонял ей весь вид, куда бы не упал ее быстро бегающий в волнении взгляд, он все равно приземлялся на какую-то часть обнаженного накаченного тела, покрытого страшными глубокими рубцами.

— Эм, Габриэль, что ты делаешь? — голос ее звучал тихо и смущенно, выставляя явную неосведомленность действий алуры к подобным эротичным ситуациям сразу после ужасного кошмара.

— Я увидел, что ты ворочалась и кривила лицо, будто тебе причиняют боль. Мне казалось, что если я обниму тебя, то ты это почувствуешь и сможешь преодолеть то, что тебя так сильно беспокоило во сне, — с ангельской улыбкой, соблазнительно прошептал Габриэль, ни капельки не чувствуя неловкости в их позе.