Все наши мирские ориентиры – к чему мы активно и ненасытно стремимся, во имя чего, по большому счету, живем – всё то же идолопоклонство, всего лишь разновидность, иная форма язычества, с той лишь разницей, что устаревшие деревянные, серебряные и золотые чурбанчики, создаваемые для поклонения и жертвоприношений, сменились ныне новыми и более могущественными в своей обольстительности божками – Властью, Роскошью, Наслаждением, – перед которыми изо дня в день, из года в год гнет спину неприступная в иные моменты наша гордыня, которым бездумно, легко и бесшабашно жертвуется бессмертная наша душа.
Нам заменяет жизнь гоночная трасса. И лишь когда освещаем приближающимися фарами финишную похоронную ленточку или попадаем в своем безумном и нахрапистом ускорении в кювет, что-то начинаем вдруг прозревать и чувствовать; сквозь муляжи, созданные человеческим гением на потребу изнеженной и амбициозной плоти, проступают для нас очертания Божиего мира, слетает на плечи ласточка понимания, что всё, к чему так рьяно стремились, на что угробили годы и годы – пустая фольга, обертка той единственно важной и необходимой сущностности, которую за пестротой одеяния мы не разглядели.
Это прозрение (зачастую весьма вялое и неконструктивное) приходит порой слишком поздно, когда уже трудно что-либо менять в своей жизни, трудно перестраиваться. Когда проще и легче махнуть на себя рукой: