Твои губы - судьба моей кожи (СИ)

Было жутко стыдно. Стыдно вдвойне, потому что накануне Чонин просто бережно завернул Сэхуна в простыню, даже не взглянув на то, что ему предлагали. Хотя понятно — Сэхун помнил омегу на снимках. Тот выглядел так, что Сэхун мог только завидовать. Чуял по-омежьи, что тот, на снимке, был старше Чонина на добрый десяток лет, но выглядел потрясающе. Впечатляющая и запоминающаяся пара. Сэхун проигрывал тому омеге по всем фронтам. И он помнил, как именно Чонин сказал: “Его нет”.

Чонин тем временем завозился, вскинул голову и с сонным видом оглядел “подушку”. Потёр веки ладонью, неразборчиво промурчал что-то про сладкое и вкусное, выпутался из простыни, перебрался через окаменевшего Сэхуна и побрёл, скорее всего, в ванную.

Сэхун честно не собирался смотреть, но ни черта не получилось. Прижав смятую ткань к груди, он пялился на худое гибкое тело, облитое гладкой бронзовой кожей, до тех пор, пока это самое тело не исчезло из вида. Все эти острые лопатки, заметные выступы рёбер, позвоночник, локти, коленки, вкривь и вкось обмотанные жгутами мышц и жилами. Угловатое, неуклюжее спросонья, но такое необъяснимо притягательное, что Сэхун с трудом сглотнул слюну и сделал судорожный вдох, когда наконец осознал, что остался один. Не считая Лапу.

Оклемавшись, Сэхун слетел с кровати, согнал дремавшего в уголке щенка, торопливо сгрёб простыни в одну кучу и свалил на пол. На цветном матрасе влажное пятно не бросалось в глаза. К вечеру ему полагалось высохнуть, наверное. С комом из простыней в руках Сэхун галопом примчался в гостиную, нашёл пушистый халат и поспешно влез в него, туго затянул пояс. Потом он неловко топтался у двери ванной, за которой шумела вода, и не знал, что ему делать. Он не помнил, есть ли в ванной полотенце или ещё один халат, но лезть туда не рискнул. Одновременно хотелось и было страшновато. Да и в целом Сэхун ощущал себя как-то не так. Словно его во сне перевернули с ног на голову, и теперь он ходил на голове, сам того не замечая.

В итоге Сэхун побегал вокруг кухонного стола, покормил щенка, залез в холодильник, осмотрел полки и пришёл к выводу, что Чонин заказывал еду на дом. Кое-что он всё же выволок: овощи покидал в раковину, нарезал хлеб, намазал соусом и сверху украсил ломтиками вяленой рыбы. Овощи увлечённо перемыл и взялся за салат. Как раз заканчивал с ним, когда в помещение заглянул посвежевший Чонин, успевший надеть брюки и рубашку.

Сэхуну, правда, одежда не слишком помогла: воображение без его участия живо нарисовало всё, что скрывалось под тканью. Он едва не откромсал себе палец, чуть не перевернул салатницу и почти затоптал Лапу. Насилу перевёл дух и застыл, вцепившись в край стола, чтобы ещё чего не наворотить.

— Я закину постельное в машинку? — робко поинтересовался Сэхун, намереваясь сдёрнуть в ванную поскорее. Но увы. Чонин молча взял стул за спинку, выдвинул и жестом велел Сэхуну присесть.

— Спасибо, я постою, — тихо отказался Сэхун, мертвея в предчувствии катастрофы. Он чётко ощущал тёплые капли, которые медленно ползли по внутренней стороне бедра. И лёгкий озноб.

— Тогда я присяду, не возражаешь? — Чонин устало сел и потёр лоб ладонью. — Рассказывай.

— М-м-м?

— По порядку, пожалуйста. — Под строгим и тяжёлым взглядом Чонина Сэхун смешался, отступил от стола и вцепился пальцами в край раковины за спиной. Рассказывать в деталях историю злоключений не хотелось. Чонину он доверял, но не хотел зависеть даже от Чонина, не говоря уж о том, что Чонин оставался Сэхуну чужим, а вот дядя Кёсу по тому же закону обладал определёнными правами в отношении Сэхуна. И если в своих чувствах Сэхун был отчасти уверен, то вот о чувствах Чонина он не знал ровным счётом ничего.

Чонин неожиданно тронул горячими пальцами запястье Сэхуна, заставив его вздрогнуть всем телом, и мягко потянул к себе чуть влажную ладонь, отогревая собственной.

— Сэхун-и, в качестве платы мне правды будет достаточно. Мне всё равно она нужна, иначе я просто не смогу тебе помочь даже советом. — Чонин смотрел пристально и доброжелательно одновременно. Этот взгляд переворачивал у Сэхуна всё внутри и заставлял сдаться.

Сэхун едва слышно рассказывал по порядку об угрозе дяди, о побеге, о ночёвке в колледже, о неудачном дне, о том, как его караулили после занятий, и как он пытался переждать в колледже, как угнал машину дядиных людей и прорывался к мосту, как специально организовал небольшое столкновение, чтобы его забрала полиция у дядиных прихвостней на глазах, как соврал и назвал имя Чонина.

— Не хочу туда опять, — тихо подытожил Сэхун. — Лучше в исправительный центр, тюрьму или ещё куда. Только не туда.