Вместо ответа Хольд вытянул вперёд руку, ладонью вверх, сосредоточенно посмотрел в самый центр её, а потом вдруг на его ладони вспыхнуло чёрное пламя, дымчатой змейкой обвилось вокруг запястья, скользнуло в рукав и оттуда испустило едкий сполох чёрного дыма.
— Что это?
— Это Тьма, — ответил Хольд, сжал кулак, и тёмное облачко рассыпалось невидимой пылью. — И главная причина, по которой я дорог светлейшему. Ещё вопросы будут?
— Что я должен сделать? — вздохнул Дамир.
— Передать вот это, — Хольд извлёк из-под плаща берёсту с выжженным изображением, — князю… Или нет, лучше Ардону, его поверенному. Эта девушка, чьё изображение выжжено здесь, может стать сильной союзницей для нас, но только в том случае, если Кейне от неё отвернётся. Из разговоров я слышал, что в ней соединились две противоположные силы, словом, она такая же, как лорд Эйнар. А теперь слушай внимательно. Пускай в Халле отыщут девчонку, хоть немного похожую. Маленького росту, сероглазую, с волосами цветом… ну, как у меня, что ли. Если коса длинная — остричь. Княже знает, что делать, чтобы изменить её внешность на подобную, чтобы совсем отличить было невозможно. А ей самой знать надо только две вещи: чтобы отзывалась на Славку и чтобы письма Отца Кита и лорда Эйнара передала мне.
Дамир молчал, задумчиво глядя в сторону, и барабанил пальцами по столу. Это ведь надо… Это самое настоящее предательство. Подставить под удар других — ни в чём не повинную девушку и пленника, который ради спасения собственной жизни готов на всё, — это ведь подло. Но разве Дамиру было судить о подлости…
— Я согласен, — коротко бросил он.
— Вот и славно, — Хольд поднялся. — Как полночь станет, мой человек свистнет под окном. Выберешься на задний двор, а оттуда — гони. Страже на выезде скажешь, что направляешься в Валех с поручением от мастера Хольда. Всё понял?
— Ехать-то куда?
— К перевалу, можно через Лейнгам, можно по Северо-восточному тракту. По тракту, конечно, скорей будет. Ну, бывай.
С этими словами старший советник вышел, бесшумно прикрыв дверь, и Дамир обессиленно опустился на лавку. Знать бы ещё, отчего чужак так заинтересован в том, чтобы он выжил… или же в том, чтобы все слова были переданы с точностью?
Дамир не задумывался о том, хватились ли его в Ренхольде, нет ли, известно ли старшему в городе о том, что пленник исчез в ту же ночь, но тем не менее с момента его отъезда прошло уже целых два дня, а погоня его так и не настигла. Либо не искали, либо неожиданный союзник придумал способ прикрыть его перед Советом и перед всеми остальными.
В Халле бывать ему никогда ранее не приходилось, и поэтому вынужденное одиночество то и дело нарушали другие люди, незнакомые: бродяги, песенники, торговцы, даже мелкие воришки и купцы-обманщики указывали ему дорогу, подсказывали, направляли к тем или иным людям, у которых было больше сведений. Как выяснилось, Ардона знает почти всё городское дно, однако дорогу к нему найти оказалось не так-то просто: он жил словно бы на две стороны, был как воином из личной охраны князя Велимира, так и первыми ушами и глазами его в той части Вальберга, где не рисковали появляться желающие сохранить свою чистоту перед окружающими.
Любая работа Ардону была по плечу: в промежутках между дежурствами на границе на склонах перевала он в компании с таким же дерзким и смелым рыскал по грязным, извилистым и запутанным улочкам города, выискивал, вынюхивал и доносил на всех, чьё присутствие так или иначе было невыгодно или неприятно князю. Никто не мог толком описать его: говорили, что он был довольно молод, ловок, как и все северяне, со светлыми волосами и тонким, ничем не примечательным лицом. Но никаких отличительных черт назвать не могли, и Дамиру пришлось изрядно повозиться, прежде чем он в одном из трактиров случайно встретился с тем самым товарищем Ардона.
За последние несколько дней магистру начало даже казаться, что его тело привыкло к грязи, пыли и копоти, слух — к грубым голосам и бесцеремонным ругательствам, да и он сам уже не тот, что был до неудачной стычки с ренхольдцами. Никакие блага из Светлой Империи не сравнились бы сейчас с чистой, мягкой постелью, лоханью тёплой воды, свежей, выстиранной одежды. Трактир, в который Дамир свернул ближе к вечеру, ничем не отличался от многих предыдущих, где ему довелось побывать: небольшой, тесный, довольно-таки неприбранный и грязный, с низким бревенчатым потолком, тяжело нависшим над полом на разной высоте, скрипучей лестницей, не самой чистой посудой. Заплатив старому хозяину несколько медных монет, Дамир получил порцию тёплой пшеничной похлёбки и несколько кусков хлеба, уже начавшего засыхать. Впрочем, что-то наподобие этого было всё же лучше, чем ничего, и он принялся за еду — без аппетита, но с пониманием того, что просто так долго не протянет.