Единственное, ради чего Кит собрал своих ближайших помощников вместе, был приезд Леннарта и вести из Земель Тумана. Недаром эти земли считались самым тихим, спокойным местом во всей Прави: с незапамятных времён не было слышно ни о каких войнах, тайных договорах, союзах. Лорд Эйнар Альд Мансфилд, маг, равных которому по силе и могуществу не было, не принимал ничью сторону, но и в открытую ни с кем не враждовал. В Землях Тумана, особенно в столице — Вендане, случаи появления магов были не единичными. Но не только поэтому Отец Совета в Кейне хотел заключить с ним союз: помимо всего прочего, мир с землями Запада позволил бы не столь сильно опасаться покушений на княжество со стороны Халлы. В случае нападения армия лорда Эйнара могла бы сдержать их силы.
Хольд откровенно скучал. Разговор Кита и Леннарта его не касался, в безопасности Кейне и укреплении его положения он заинтересован не был. Внимание его привлёк небольшой кусок сухой берёсты, брошенный кем-то на стол. На обратной его стороне было выжжено изображение девушки. Хольд присмотрелся: милое личико, слегка заострённое, большие глаза, неровно остриженные волосы, пара прядок, спадающих на лицо. Выжигать по дереву так красиво и точно никто не умел, это он знал наверняка. Никто, кроме сына Кита, который первое время только и говорил, что о какой-то девчонке-Хранительнице.
— Правитель Земель Тумана, Западного края и Весенних островов передал вам, Отец Кит, несколько писем. Одно из них — личное, — Леннарт достал из дорожной сумки четыре серых конверта и протянул их Киту. — Остальные, как я понял, содержат подробные ответы на ваши вопросы или просьбы.
— Как вас приняли? — спросил Кит, задумчиво разглядывая конверты. Пока его внимание было где-то далеко, Хольд спрятал берёсту под плащ и поплотнее запахнулся в него.
— О, не стоит беспокоиться, вполне тепло и мирно, — улыбнулся Леннарт. — Милорд отнёсся к нам весьма благосклонно, впрочем, как и его окружение. Смею надеяться, что его ответы так же справедливы и честны, как и он сам.
— Отчего задержались?
— Гроза застала нас на южных склонах перевала Ла-Рен. Чтобы не рисковать понапрасну, мы остановились в трактире во Флавиде. Это отняло лишние сутки, мне жаль, что я не смог помочь вам в обороне города, Отец, — Леннарт слегка поклонился, но Кит и не думал сердиться на него: только слегка улыбнулся краем губ и кивнул. — Скажите, битва была тяжёлой?
Отец Совета мельком оглядел своих помощников и снова повернулся к собеседнику.
— Достаточно. Но не настолько, чтобы терять боеспособность впредь. Можно сказать, Ренхольд отделался лёгкими ушибами и царапинами.
— Благодарю вас, Отец, — вздохнул Леннарт, снова приложив руку к груди. — Мне жаль, что меня здесь не было.
— Пустое, — Кит нахмурился. — Спасибо тебе за добрые вести.
Поговорили обо всём: о произошедшей стычке, о том, что происходит на Западе. Только когда совсем стемнело, кто-то из советников обронил, что пора расходиться: денёк выдался нелёгкий. Вместе со всеми Хольд простился с хозяевами и вышел из избы. Вокруг никого не было, улицы, казалось, опустели и притихли в ужасе после такого недавнего разгрома. Все разошлись по домам, вернулись к родным, только один человек сидел прямо на каменных ступенях, мокрых после дождя, и, уронив руки на колени, смотрел прямо перед собою — задумчиво, потерянно.
18. Сероглазая
Хольд окликнул его по имени. Ярико обернулся и смахнул с лица прилипшие мокрые пряди.
— Не переживай ты так, — хмыкнул старший советник, подойдя к нему ближе. — Ты правильно поступил. Ты защищал свой город, убил врага. Твой отец тоже убивал, и я, и Сверре, да что там — многие. Руки твои чисты, ведь это было совершено во благо общего дела.
— Не знаю, — Ярико тяжело вздохнул, уронив голову на руки. — Не знаю, мастер Хольд. Простите мне мою слабость. Я не могу убивать. Не помню, как так получилось. Я не воин и никогда им не был.
— А в Яви? Ты не служил в дружине?
— Нет, я был оружейником у Ольгерда, — ответил юноша. — И никогда не любил своё дело. Знал, что ничего доброго из этого не выходит, только кровь и смерть.
— Ты против убийств и против всякой войны вообще, это похвально, — продолжал Хольд задумчиво, — но нередко нам приходится делать то, что вовсе не по душе. Многие идут на смерть во имя мирной жизни, многие сражаются во имя её же, но не все способны перебороть себя и делать то, что необходимо для неё, хоть бы это и было неприятно. Война — это всегда что-то страшное. Это боль, потери, и убийства тоже. Это сотни разрушенных семей, поломанных судеб. Я понимаю тебя. Вероятно, ты и в Яви жил в подобном окружении? В окружении тех, кто против всего этого?
Ярико молчал, вертя в пальцах алый витой пояс. То, что было в Яви, останется там, за чертой, за Звёздной Дорогой, там, куда нет возврата — и есть ли смысл вспоминать об этом здесь и сейчас?