— Томма, — тихо позвала сестра, — ты чего коврик на полу так пристально рассматриваешь?
Я пожала плечами и перевела на неё взгляд.
— Эм, а ты помнишь, когда папа заколотил комнаты в нашем доме?
Этот вопрос ей явно не понравился: нервно схватившись за подол рубахи варда Сая, она смяла его в кулачке.
— Помнишь, да? — правильно истолковала я её волнение.
— Да, — сестра тихо присела рядом и вынула из моих рук узелок с вещами.
— Когда он это сделал?
Эм не отвечала, теперь и она внимательно осматривала узор половика. Меня разбирала злость, выходит, что знала она то, о чём мне не ведомо.
— Эмбер?! — всё напряжение этого дня давало о себе знать, и я едва сдерживала недовольство — Лучше сама расскажи, чем я прознаю иными путями.
— Ты тогда болела сильно, — наконец, прошептала она. — Папы весь день дома не было. Ты в горячке металась, всё куклу свою просила. Он пришёл вечером и вынес все вещи из комнат, а после заколотил их. Я рядом с тобой сидела.
— А окно в кухне?
— Заложил, чтобы наглухо замуровать ту комнату, — её шёпот был едва различим.
— Но зачем? — сестра не ответила, просто пожала худенькими плечиками.
— А Лестра? — допытывалась я.
— Болела тоже, вы обе тогда слегли, — Эм виновато глянула на меня и снова опустила взгляд на половичёк.
— Комната родителей? Папа что-нибудь туда проносил?
Молчание. Сжав челюсти, я сдерживала свой гнев. Эм никогда ничего не скрывала.
Я так думала. А теперь выходит, что умалчивала и много о чём.
— Отвечай сейчас же! — прорычала я, наверное, впервые подняв голос на младшую.
— Томма, ночь уже была, я спать легла. Папа кровати вынес, вас переложил на них. А как он свою комнату закрывал, я не смотрела. Почему ты спрашиваешь? — пролепетала она и виновато мельком бросила взгляд в коридор. Мужчин видно не было.
Я поджала губы. Болела. Я совсем не помню, чтобы я когда-нибудь лежала в лихорадке.
— Когда это было, Эм? Через сколько после смерти мамы?
— Ну ты спросила, — Эмбер даже затылок почесала вспоминая. — Не скажу даже.
Тебе виднее, что ты у меня-то спрашиваешь?!
— А я не помню ничего. Вообще! Ни болезнь, ни то, как комнаты закрыты оказались. Но я же не ребёнком уже была: мамы не стало — мне шестнадцать исполнилось. Я должна уже всё помнить. А у меня словно туман в голове.
Эмбер странно на меня покосилась. С лёгким недоверием.
— Тебя это удивляет?
— Томма, отец строго-настрого наказал не поднимать об этом разговоры.
— Ну хорошо, — я всплеснула на эмоциях руками. — Что ещё ты помнишь, что за болезнь у меня тогда была?
— Томма, я не хочу говорить об этом, но если ты настаиваешь, — она поймала мой злющий взгляд. — Вы с Лестрой ходили ночевать к подружке. Ушли и даже мне ничего не сказали. Я вас весь день ждала, и только вечером мне папа сказал, что ночевать вы будете не дома.
Какой-то шорох сбоку заставил меня вздрогнуть. Вскинув голову, обнаружила в открытых дверях стоящих вардов. Они внимательно нас слушали.
— Я ночевала не дома? — с сомнением уточнила я.
— Да, я обиделась тогда сильно. Отец, вообще, злой ходил, а после попросил Талию за мной присмотреть и скрылся куда-то. Утром вы вернулись — все трое.
Лестра слегла первой, а потом и ты. Вы несколько дней в себя не приходили, а ты постоянно хватала меня за руки и спрашивала, где твоя кукла.
Мне стало совсем не по себе. Ведь моя кукла нашлась в сгоревшем храме.
— Бред, — выдохнула я и устало спрятало лицо в ладонях, — я всегда ночевала дома. Не было у меня никаких подружек.
Эм только в очередной раз плечиками пожала, чем разозлила ещё больше. Хотя, что с неё взять?! Что она мне могла сказать?! Что, вообще, тогда больной ребёнок мог понимать.
— Эм, а я еще когда-нибудь болела? — вопрос сам вырвался, не успев окончательно сформироваться в моей голове. — Ну, чтобы вот так с лихорадкой?
— Нет, — сестра переводила взгляд с меня на вардов и, кажется, сама начинала нервничать, — только тогда. Я варила вам бульон и траву запаривала. Папы дома не было. И Талию, как вы вернулись, он запретил звать. Томма, а что случилось?
Почему ты спрашиваешь об этом сейчас?
— Вульфрик по моей просьбе вскрыл комнаты. В родительской спальне ничего не тронуто, вся мебель на месте, в кровати лежали две куклы. Большие, с человеческий рост. В нашей комнате в груде хлама мы нашли странные деревянные фигурки змеелюдов.
Я указала на то, что было в руках мужа.
— Это мои, — неожиданно заявила сестра, — папа мне их под кровать спрятал, чтобы они монстров гоняли. Я же ребенком жутко темноты боялась.
Я сглотнула. Меня заметно трясло. Эмбер тихо положила на мои сомкнутые ладони руку.
— Это хашасси, они стражи, — она растерянно улыбнулась, словно оправдывалась. — Папа говорил, что они защищают тех, кто попал в туман.
— Они символизируют бога смерти Танука, — негромко уточнил Вульфрик.