Твой светлый дом

- Сколько можно тянуть с входинами? рассердился отец. - Самая пора людей за помощь благодарить!

- Каких таких людей?… Прохиндеев - Дядю и Бардадыма?

- Что ты на них напускаешься?… Это свои люди.

- Свои, говоришь?… Значит, они уже стали для тебя своими? Ты с кем связался?

- Не ругайтесь, - остановила их бабка Акулина. - Печка этого не любит. Еще закапризничает, пироги с потрошками не выйдут, и гусь подгорит.

Дед с досады хмыкнул и, выходя, сказал Родиону:

- Прикончишь пирог - придешь в мастерскую. Поможешь мне.

- Ладно, деда, - ответил Родион, слизывая мед с пальцев.

Верстак Матвея Степановича размещался в сарае под высокой камышовой крышей и с широкими дверями, в которые могла проехать и арба с сеном. У полок с инструментом стояли недоделанный поставец и табуреты на точеных ножках. Остальная часть сарая была занята зеленым, хорошо вывяленным в тени сеном, сохранившим листочки: его заготавливали специально, для поросят, гусят и теленка; там же громоздились друг на друге крупные розовые тыквы. Почерневшие дощатые стены сарая были увешаны пучками лекарственных трав, оклунками с неведомым добром, вязками острого красного перца, лука и чеснока.

Матвей Степанович вытачивал на старинном токарном станке балясинку из букового валька. Телогрейку и шапку он снял, седые пряди прилипли к загорелому потному лбу: разогрелся дед, гоняя маховик станка педалью. Ломкая стружка ручейком вытекала из-под блестящего лезвия стамески на парусиновый передник.

Работал Матвей Степанович споро, с удовольствием, однако все больше деревенела его нога, давившая на педаль. Наконец станок замер. Отложив стамеску, старик вытер пот с лица, подержался за сердце и, прихрамывая, пошел к дверям. Увидев во дворе Родиона, позвал:

- Родион! Ты где там? Иди сюда.

Родион вбежал в сарай, держа кота высоко над головой. Кудлай, подпрыгивая, пытался достать его.

- Что ж ты мучишь животину, Родька? Бусурман ты после этого да и только!

- Мы же шутим, деда!… Кот Васька это понимает…

- Он-то понимает, а ты понимаешь ли?… Я же просил тебя помочь мне, а ты все бегаешь да играешься.

Родион посадил кота на полку поставца. Кудлай снова залаял.

- Пошел вон, шутник! - махнул на него рукой Матвей Степанович и - внуку: - Вырос ты вровень со мной, а никак у тебя душа к делу не пробудится.

- Я помогу тебе, ты не волнуйся! Что мне делать?

- Погоняй станок. Ногу у меня сводит.

Раскачиваясь всем телом, Родион нажимал на педаль, смотрел на загорелые, в шрамах, жилистые руки деда, державшие стамеску. Красноватая стружка, шурша, вылетала из-под остро заточенного лезвия. Вкусный кисловатый запах разогретого дерева расплылся в прохладном воздухе сарая. И вот на буковом вальке стали заметно обозначаться разновеликие окружности.

Матвей Степанович пошлифовал фигурную деталь наждачной бумагой, суконкой…

- Шабаш, Родя, готова!

Родион снял ногу с педали. Дед Матвей огладил балясину ладонями, и она вдруг покраснела, на ней появился теплый блеск.

- Ловко у тебя получается, деда! - воскликнул Родион, трогая рукой балясину. - О, она еще горячая!… Научи меня, деда!

- Выучу внук, если хочешь. Силы ты уже набрался, удержишь стамеску в руках.

Дед снял балясину, приложил к дверце поставца.

- Вот теперь мы ее распустим надвое и сделаем узор на дверце.

На дворе заметно потемнело. Окна как будто завесили.

- Ну и туманище! - поразился, оглянувшись, Матвей Степанович.

- Наверно, туча упала на наше село! - решил Родион.

- Да… - рассеянно согласился дед и добавил: - Неудачный день выбрал Андрей для входин.

Кот Васька сидел на полке поставца и старательно умывался - приводил в порядок шерстку, гостей созывал.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Где- то на выгоне, в густом тумане, неожиданно раздалась забористая мелодия баяна, затем невпопад зазвенели, загрохотали чем-то, будто в барабаны.

Матвей Степанович и Родион, напрягая глаза, смотрели из дверей сарая, но ничего не могли разглядеть за сизой пеленой.

Дохнул ветер, серый туман колыхнулся, разорвался, в его прорехе показалась дорога через выгон и на ней - странная процессия. Во главе ее ковылял хромой баянист, за ним, задрав голову, ступала Антонида Сучалкина, заведующая кормоскладом. Она несла на ярко вышитом полотенце каравай с солонкой, за ней, дурачась, шел с люстрой в руках ее могучий муж, по прозвищу Бардадым, колхозный экспедитор. А следом, приплясывая, колотя кулаками и палками по днищам кастрюль, тазов и сковородок, двигалась группа празднично разодетых мужчин и женщин. Чуть поодаль - не понять, толи с ними он, то ли сам по себе - шагал Дядя. Он выглядел представительно: с округлым брюшком, при галстуке, в шляпе и в светлом модном плаще. Нес он небольшой сверток под мышкой.