Но не всё в наших отношениях было гладко, даже в этот «букетное-конфетный» период. Под этим периодом я подразумеваю беззаботную жизнь двух влюблённых студентов, которые уже узаконили свои отношения, но пока ещё не имели малейшего понятия о совместной жизни. Спустя полгода после нашей свадьбы мой отец получил разрешение на гостевую поездку в Израиль к своей тёте – младшей сестре деда Давида. Та самая Геня, которая чудом спаслась от расстрела. Она со своей семьёй уехала в Израиль в 70-е, это была первая «алия» евреев из Советского Союза. В тот период разрешения ждали очень долго и получали его не все. Им повезло, что Генин муж не был коммунистом, хотя и занимал руководящую должность на одной из ГЭС (гидроэлектростанция). Мои же родители – убеждённые коммунисты, тщательно скрывали, что имеют родственников за границей. Но когда в начале 90-х «союз» распался, всем евреям разрешили уехать в Израиль – мой же отец поехал в «разведку». Вернулся он другим человеком – первое время много пил, оправдывая это состояние, как единственно-возможное для восприятия увиденного. А увидел мой отец, что всё это время, находясь за «железным занавесом», капитализм не «загнивал», а наоборот, очень неплохо развивался, и рабочий класс находится под защитой, с одной стороны законодательства, с другой стороны – под защитой профсоюзов.
– В Израиле даже коммуны есть! «Кибуцы» называются, -
возмущался он в пьяном угаре. – Мы всю жизнь коммунизм строили, а они в нём живут!
Выйдя из запоя, мой Борис Давидович пришёл на завод, швырнул свой партбилет на партсобрании и стал собираться в путь к «земле обетованной». Мне он тоже предложил поехать вместе с ним.
– Бросай это всё! Учёбу, жену… Начнёшь там новую жизнь. Какие твои годы?! – Кричал он с похмелья.
Я, конечно, не воспринимал его всерьёз – мне было жаль его. Но я навёл справки в Одессе у организации «еврейское землячество» о возможности выезда с женой не еврейкой и получил положительный ответ – Израиль принимает смешанные браки. До следующей встречи с Олей в Харькове, я изучил брошюры, полученные в «землячестве». Из них я понял, что Израиль находится в процессе изменения политики развития государства и, к аграрно-милитарному добавляется упор на новые технологии. Эти технологии коснутся всех отраслей и потребуют большого количества образованных людей. А здесь, в СНГ, в этом бывшем Советском Союзе случился вакуум – рушилась система, созданная искусственным методом, не отвечающим историческим стадиям развития цивилизации человечества. Подсознательно я чувствовал, что моё место там, в Израиле – среди людей, менталитет которых был близок мне на генном уровне. Но мой здравый разум, рассуждал иначе. Моя первая любовь, мои друзья, моя родина – я не могу пожертвовать ими в угоду личных интересов.
При встрече с Оленькой она, сама начала разговор о решении моих родителей уехать жить в Израиль. Почувствовав напряжение в её расспросах, я попытался сменить тему, но на следующий день Израиль вновь повис между нами – о чём бы мы ни говори. И тут я оговорился тем, что мне известна возможность выезда смешанным парам.
– Значит, ты готовишься к отъезду? Ты уже всё узнал! А меня… Почему ты не спросил, хочу ли я ехать с тобой?! – Вспылила Ольга.
– Я никуда не собираюсь уезжать. Возможность уехать вдвоём, я проверил на случай, если ты вдруг захочешь…, – попытался я пояснить.
– Я захочу?! Что? Бросить своих родителей и уехать в чужую страну, мыть за евреями унитазы, – уже со слезами на глазах
продолжала жена.
В интонации Оли я почувствовал манеру её матери и начел что-то возражать по поводу одинаковой абсорбции для людей разной национальности. Но было уже поздно, в истерике со словами, – Убирайся в свой Израиль! – Она выбежала из комнаты. Тот вечер мог оказаться определяющим этапом моей жизни, но произошло буквально следующее. Прождав Олю около часа, я постучался к соседке, где, вовремя моих побывок, проживает Надя – наша свидетельница.
– Они ушли гулять, – смущённо пояснила соседка, явно знавшая о нашей ссоре.
Не помню, что тогда творилось у меня в голове, но знаю точно – я был в состоянии аффекта. Собрав свои вещи, я написал прощальную записку. По дороге в аэропорт я спустился в метро. Было довольно людно, я стоял на краю платформы, ожидая свой поезд. Галопом проносились различные мысли и вдруг, когда густой и тёплый поток воздуха вместе с гудком приближающегося поезда вылетел из туннеля, я подумал: «Как было бы глупо попасть сейчас под поезд – все бы считали потом, что я покончил жизнь самоубийством». А ведь я, наоборот, пытаюсь начать новую жизнь. Но какой ценой? А вдруг, не дай бог, Оля сделает что-нибудь с собой?! Я интуитивно попятился назад, но не смог даже сдвинуться с места. Был час-пик, и толпа не собиралась расступаться. Из туннеля вылетел головной вагон с машинистом и я, перед самым его носом, развернувшись, со словами: «Извините…», «Простите…», «Мне срочно нужно…», – начал протискиваться между возмущёнными людьми. Они, как будто, бурчали: «Нет, дорогой – назад дороги нет».