Твой выход, детка! (СИ)

По правде сказать, мать всегда была намеренно бестактна по отношению ко мне. Она с легкостью переступала грань между грубоватой шуткой и жестокостью. За прожитые годы вместе я довольно умело наловчилась отбиваться, но события последнего месяца (поиск квартиры, денег, полная неизвестность) сильно измотали меня, и на достойную оборону сил уже не было. Я решила быть краткой.

— Послушайте, — сказала я, жалея, что не прислушалась к интуиции, которая подсказывала мне, что надо было сообщить обо всем по телефону. — У нас все серьезно. И мы уже сняли квартиру. Так что, я ухожу.

Мать задохнулась от изумления и ужаса.

— Ты загоняешь нас в могилу, — прохрипела она, картинно схватившись за сердце.

Зная, до мельчайших деталей, продолжение этого спектакля, я поднялась и молча пошла к выходу.

— Не смей вот так уходить! Разговор еще не окончен!

Уже закрывая дверь, я слышала, как мать переключилась на отца, словно все это была его вина.

— Геннадий, — орала она, — что ты молчишь? Скажи ей хоть что-то…!

***

Сегодня, как и каждый день этого года, тишина была полновластной хозяйкой моей квартиры. Правда, было несколько звонков от родителей. Последний, кажется, четыре месяца назад.

— Завтра ты придешь к нам на ужин, — заявила мама.

Ничто в мире не заставит меня прийти на этот чертов ужин.

— Не знаю, — отвечаю я.

— А что тут знать? Разве ты чем-то занята? Елена, — произносит она. — Ты не можешь скорбеть вечно.

— Кто знает. Может у меня и получится.

— Прошел уже почти год. Тебе не кажется, что пора бы перестать?

— Ты права, мам. Прошел всего лишь почти год.

— Но ты же совсем не выходишь из дома.

— Мне здесь нравится.

— С тобой невозможно разговаривать, когда ты так себя ведешь, — заявляет мать.

— Тогда зачем ты звонишь?

Людям вроде моей матери не объяснишь, что такое жалость. Это либо есть, либо нет. Главное, как все выглядит со стороны. И на это она не жалела ни сил, ни эмоций, ни нас с отцом.

Мать еще что-то говорит, но я ее уже не слышу: я только что запустила своим мобильным в стену; от удара телефон рассыпается на мелкие кусочки и обломки разлетаются по комнате. А мать, наверное, до сих пор говорит…

***

Сон так и не пришел. Я села и огляделась. С того дня я ничего здесь не трогала, и все оставалось, как прежде: его треники, смятые комком; зарядка для сотового, воткнутая в розетку; валяющиеся на полу носки; раскрытая сумка, в которую я складывала наши вещи перед поездкой.

Медленно подойдя к окну, я раздвинула шторы и выглянула. Небо просто издевается надо мной. Сегодня был один из тех навязчиво-летних дней, которые словно из кожи вон лезут, чтобы быть еще прекраснее. Небо такое оскорбительно голубое, что оставаться дома, значит совершать преступление. Как будто мне есть куда пойти.

Глубоко вздохнув, я взяла из шкафа Пашкину спортивную майку и пошла в ванную. Зеркало было завешено простыней — я не могла видеть себя. Меня здесь не должно было быть. На пустых полочках стоял только его шампунь, моя зубная щетка и паста. Я разделась и встала под горячий душ. Вода стекала по телу, не принося удовольствия. Я налила на ладонь немного шампуня. Его терпкий аромат вызвал приступ слез и одновременно принес мрачное успокоение. Постояв еще несколько минут под струями воды, я завернула голову полотенцем, сохраняя подольше запах шампуня, оделась в его майку, сверху натянула его толстовку. Теперь он был со мной. Я была под защитой своего мужа.

Пока я была в ванной, вернулся Ромик. Сейчас на нем была привычная одежда. Посуда уже была вымыта. Чайник стоял на плите. Пиццу он привез с собой. Наступал момент, когда надо проявлять интерес к чужой жизни и поддерживать беседу.

Он повернулся и уставился на меня. Потом подошел и глубоко вздохнул несколько раз подряд.

— Перестань обнюхивать меня, словно собака, — сказала я.

— Пора это прекратить. Завтра я куплю тебе шампунь для девочек.

— А что тебя не устраивает? Я вымылась.

— Давно пора.

— Пицца. Начинает надоедать, — я присела к столу.

— Хороший признак, открывающий перспективу, — он поставил передо мной дымящуюся чашку чая.

***