Они дружили с детства. Точнее — с рождения, потому что родились в одном роддоме с интервалом в несколько дней. И любили шутить на эту тему: “он мне родильный ” (вместо “родной”). А еще Пашка говорил о Ромке: “это мой запасной”. Вместе ходили в школу. Вместе приехали поступать в Питер из небольшого городка Липецкой области. И после окончания института вместе замутили фирму на Ромиковы деньги. Точнее, на деньги, которые он получил в наследство после продажи огромной квартиры своей умершей бабушки. Везде и всегда вдвоем. Меня этот тандем, по началу, сильно раздражал и удивлял. Они были совсем разные. Два антипода. Если Беляев — целеустремленный, собранный, очень серьезный, где-то даже жесткий. Он очень трудно подпускал к себе близко людей. То Ромик — легкий, веселый оболдуй, который живет одним днем. Он поддерживает почти все институтские связи, по-прежнему цокает на каждый проплывающий мимо женский бюст и по-прежнему называет грудь титьками. Такой типаж. Но на мое появление он среагировал с не свойственным ему раздражением.
— Она надолго? — спрашивал он у друга.
— Навсегда.
После нашей свадьбы раздражение сменилось холодностью и отстраненностью. Он также был единственным другом для Пашки, он также часто бывал у нас дома, они вместе успешно вели бизнес, частые вылазки на природу и походы в баньку были нормой. Но. Мы никогда не говорили с ним по душам, он старался не оставаться со мной наедине. Да что там, он даже не смотрел на меня. Короче, полный игнор. Но — интеллигентный. И только в последний год между ними что-то случилось. Ромка тихо выпал из нашей жизни, как будто его там никогда и не было. Звонки и долгие полуночные беседы на кухне о работе прекратились. Даже в редких рассказах о текущем Пашка перестал упоминать его имя. Я встречала его в общих компаниях, но он держался особняком и не подходил даже поздороваться. Так, издалека кивнет или помашет рукой и исчезает. На мой вопрос «Что же случилось?» Пашка всегда отвечал: «Ничего. Все нормально. Просто много работы».
Поэтому я была очень удивлена, что когда ничего уже было нельзя вернуть и изменить, когда я не видела и не слышала никого вокруг, он появился снова и оставался рядом, взвалив на себя всю работу в фирме, мой магазин, мои истерики, мое пьянство и совсем не деликатные комментарии моих родителей.
— Знаешь пицца — это гениальное изобретение. Куча свободного времени, а значит, я смогу подробнее рассказать тебе про мое новое “приключение”, не отвлекаясь на готовку.
Теперь меня ждет подробное описание фантастической Ромкиной ночи. Я тут же закурила. Девушки у него менялись почти каждый месяц. На долгие отношения он был не способен.
— Да, кстати, родители просили тебя поцеловать.
— Они что, и сегодня пришли? — моему возмущению не было предела.
— Да-а. А твоя мама даже толкнула очень трогательную речь.
— Слушай, только не надо пересказывать. Я вообще не хочу говорить о них.
— Хорошо. Тогда — о моем свидании.
Рассказывая свои истории, он даже не ждал от меня реакции, просто говорил и говорил безостановочно. Поначалу я слышала только его голос, но со временем я стала улавливать происходящее. Для Ромки все это было сплошным праздником. Иногда его рассказ вызывал и у меня улыбку. Было это правдой или придуманной им многосерийной сказкой, я не знаю? Слушая его очередную мелодраму, я успела откусить пару раз от своего куска пиццы, а он уже доел все остальное. И по-прежнему не собирался уходить. В какой-то момент он неожиданно замолчал и начал убирать со стола.
— Лен, давай поговорим, — он пытается быть мягким, но, видя мое выражение лица, не может скрыть раздражение. — Слушай, посмотри на себя, ты превратилась в настоящую развалину. Ничем не занимаешься. Не работаешь. Вся твоя жизнь свелась к сигаретам, вину и сну. В квартире бардак. Нет сил видеть, как с каждым днем ты опускаешься все ниже и ниже.
— Рома, перестань говорить как моя мать.
— Тогда перестань вести себя как ребенок.
Как будто я и без него не знаю, что все зашло слишком далеко. Как будто мне не тошно от того, как я живу. Что моя жизнь превратилась в расплывшиеся пятна дней, которые ничем не отличались друг от друга, как серии мыльной оперы, которую смотришь по привычке, хотя никто из персонажей тебе не интересен. А ведь самое страшное, что дело было не только в том, что я потеряла мужа, а с ним и смысл жизни. Было еще что-то, о чем я боялась думать, но это что-то сидело во мне и расползалось по моей душе, по моим воспоминаниям словно ржавчина, искажая и коверкая всю мою прошлую жизнь.
«Почему Пашка позвонил Ромику, а не мне?»
Яковлев продолжал свою гневную, но праведную речь. Сейчас он был где-то в середине списка дел, которые я могла бы сделать за время, потраченное мной на слезы, сопли и жаление себя. Бла-бла-бла. Это было невыносимо. Вскочив, я заткнула уши и закрыла глаза. Ромка обнял меня и снова усадил. Я кладу голову ему на плечо, утыкаюсь лицом в шею и тихо плачу.
— Почему бы нам с тобой не пойти куда-нибудь сегодня вечером? — нежно прошептал он, касаясь губами моего уха.