Военком Николай Медведев рубанул рукой по столу.
— Цыть, крапивное семя! Иван, кого агитируешь? Им на страдания мирового пролетариата наплевать, это ж давно известно. Правильно я говорю, люди?
— Верна-а! — неслось из зала.
— Молод ишо цыцкать, — неслось оттуда же. — Матерное молоко ишо на губах не обсохло… Посадили дармоедов на нашу шею!
— Угомонитесь, старички! — сказал Иван. — Товарищи! Что тут долго говорить? Картина ясная. Давайте голосовать. Кто за то, чтобы в кратчайшие сроки взыскать излишки с лиц, утвержденных волисполкомом, прошу поднять руки.
Кулацкий гурт покидал сходку, выплевывая ругань. Но через три дня хлеб все же потек тонкой струей. Русло этого ручейка Иван расширял действиями гласными и негласными… В те же дни из губернского комиссариата юстиции пришла в Каралатский волисполком бумага. Некий Диомидов, следователь, грозил начальнику Каралатской милиции страшными революционными карами за аресты мирного населения. Предволисполкома Петров, твердый и безоглядный во всем, перед каждой бумагой сверху испытывал необъяснимый трепет… Чесал затылок, спрашивал:
— Ваня, права-то нам на такие аресты дадены? Ты человек грамотный, растолкуй. А то, знаешь, своя же власть к стенке и поставит.
— Давай попробуем уговорами… Соберем еще раз кулаков на митинг.
— Шут его ломи! Что ж он, гад, тогда пишет! Сдурел, что ли? Его бы в нашу шкуру!
— Мы, Андрей Василич, ни одного каралатца, сдавшего добровольно излишки, не арестовывали. Давай и будем отсюда плясать. Но все ж таки… Напишу я Багаеву. Он мой начальник, ему и карты в руки: пусть разъяснит, кто из нас прав, а кто виноват.
Багаеву он написал все как есть, начиная с Точилина. Не утаил, что в кутузке холодно, топит ее два раза в неделю, и что из бедняцкого фонда, созданного волисполкомом, он ни грамма не берет на питание арестованных: их содержат родственники. Написал и про рацион, который установил сам.
«Вот и бумажная война началась», — думал он, грустно улыбаясь.
11
В Каралат приехал агент губрозыска Сергей Гадалов. Учил Ивана, как правильно вести следствие, оформлять протоколы. Привез и записку от Багаева. «Товарищ Елдышев! — писал начгубмилиции. — Этот перекрашенный эсер Диомидов давно требует твоего ареста. Я знаю, за какое мирное население он хлопочет, и тебя в обиду не дам. В городе голод. Кто тайно гонит скот под нож, кто гноит хлеб, рыбу, сахар и мануфактуру в земле, тот враг революции, и весь тут сказ. Действуй, товарищ, смелее! Пролетарский привет товарищу Петрову, он держит правильную линию. На ней и стойте».
Петров расцвел.
— Ты и обо мне написал, Ваня? — польщенно спросил он. — Вот спасибочко. Уважил!
— Андрей Васильевич! — сказал Сергей. — Багаев на словах просил передать, чтобы на каждый арест волисполком выдавал Елдышеву разрешение.
— Эка, Сережа! Пусть-ко попробует без разрешения. Мы ему попробуем!
— Имеется в виду письменное, Андрей Васильевич. Приедет проверять тот же Диомидов, камера у вас забита, а тут, — Сергей поднял папку, — пусто. По какому праву Елдышев арестовал людей? Взял — и арестовал, можно и так понять.
— Действительно… — снова полез пятерней в затылок Петров. — А ты-то куда глядел? — напустился он на Ивана. — Мы-то хоть народ темный, а ты все поповские книги перечитал, голова! Мог бы и присоветовать, как лучше.
— Про наш случай в тех книгах ничего не написано, — улыбался Иван. — Как теперь будем решать эту задачку, Сережа?
— Волисполком, я думаю, должен собраться и санкционировать все прошлые аресты, если согласен с ними. Нужно перечислить всех арестованных поименно и против каждого имени указать — за что.
— Причина у нас одна, за злостное противодействие декрету о продразверстке, — сказал Иван. — Других причин у нас пока нету.
— Так и запишите.
— Так и запишем, — повеселел Петров. — Век живи, век учись… И дюже мне боязно, что дураком помру…
Сергей приехал не только затем, чтобы дать им начала юридической грамоты. Была у него и другая цель, про которую он сказал только Ивану и его дядьке. В городе, сказал Сергей, появилась новая банда. С уголовным миром она связана через барыг, кое-какие следы ее сейчас нащупываются в городских малинах, но банда не уголовная, а ярко выраженная кулацкая. Действует она на подступах к городу, грабит продовольственные обозы.
— Вы сколько обозов направили в город, Иван Гаврилович? — спросил Сергей.
— Сережа, да зови ты меня ради бога по имени! — сказал Елдышев. — А то я прямо дедом себя чувствую.
— Стесняюсь я, Иван Гаврилович… Ваня… — Сергей запылал.