Твой выстрел — второй

И то, что он выругался, и то, что приглушенный его голос действительно поднимался с земли, и то, что калитка была полураскрыта именно так, как была полураскрыта, и то, что в тесном дворике, застроенном клетушками и амбарушками, снег по-прежнему оставался девственно чист, не запятнан человеческими следами (содержательница квартиры тетка Филька получила строгий наказ не шастать по двору как попало, а ходить по одной тропе: от крыльца к калитке и вдоль забора — к уборной), — все это в какой-то мере успокоило Расчехняева, притушило вспыхнувшее было подозрение. Но даже в этом случае он никогда бы не сделал того, что сделал сейчас. Он подскочил к калитке, нырнул в нее и, выйдя головой прямо на удар Елдышева, мягко сунулся лицом в снег. Непокрытая взлохмаченная голова его густо парила, источая резкие запахи пота и сивухи… Он был пьян, Расчехняев, и это погубило его.

— Ну? — тихо сказал Тюрин, когда бандит был связан и пасть его забита кляпом. — Пошли!

Они гуськом поднялись на крыльцо — Тюрин, Елдышев, Гадалов, Космынин. Хорошо смазанная дверь опять открылась бесшумно. Где-то недалеко от другой двери, что вела в горницу, должно лежать на боку пустое ведро, о котором предупреждал Ленька. Тюрин нащупал его руками, поставил в сторону, мельком подумав, что Расчехняев, хоть и был пьян, а сумел не стронуть его.

Вторую дверь он открывал так, как должен был открыть ее, вернувшись, Расчехняев: не осторожничая, но и без лишней торопливости, по-хозяйски. И этим Тюрин сберег несколько секунд, в течение которых сидящие за столом бандиты видели вошедших, но не могли от неожиданности опомниться. Это был тот не раз проверенный Тюриным случай, когда видит око, а ум неймет…

Ленька, лежа под забором, слышал, как четверо вошли в холодные сенцы. И сразу ожил двор, под чьей-то торопливой ногой завизжал снег, совсем рядом, по ту сторону забора, сухо щелкнул на взводе револьверный курок, и голос, сниженный до шепота, позвал: «Вась, а Вась?» «Чего тебе?» — простуженно ответил другой голос — подальше, у баньки. «Ляг, Вась, дылда ты этакая. Как бы мне тебя не задеть — выставился напротив». «Прекратить разговоры! — аукнул третий голос, и трудно было определить, откуда он шел. — Не на собрание явились». «Начальник ихний, — уважительно подумал Ленька, — ишь, как осек». Во двор вдруг хлынул хмельной гул голосов — это Тюрин открыл внутреннюю дверь. И несколько мгновений, которые он сберег неожиданностью появления, стояла во дворе томительная, почти смертная тишина. Затем, не тая звонкой силы, вскинулся четвертый голос: «Огонь, хлопцы!» — и ударили четыре выстрела, почти слившись в один. «В воздух бьют. Вот, мол, мы», — определил Ленька: им овладел ловчий азарт наизнанку… В доме глухо бухнуло два или три раза, и Ленька тут же вспомнил о Болотове. «Господи, — взмолился он, — про Болотова мою молитву не забудь». Вспомнив о Болотове, он вспомнил о свояке, глянул на него… Во дворе со звоном осыпалось оконное стекло, кто-то прыгнул, побежал и, застигнутый двумя пулями наперекрест, упал; и еще были выстрелы во дворе, и была ругань, и был хрип, но этого Ленька уже не слышал: свояк подползал к нему. Полз он странно и страшно — приподняв верхнюю часть туловища и покачав ею из стороны в сторону, как большая змея, кидал тело вбок и вперед, того и гляди — упадет грудью на Леньку. «А-а-а!.. — заорал Ленька и бревном покатился прочь, оставив ни с чем менее сообразительного свояка. — Спаси-и-и-те!»

Сергей Гадалов нашел Леньку метрах в ста от дома. Он не выразил по этому поводу никакого удивления, только попенял: «Тебе что было сказано? Шубу караулить… А ты?» «Шубу… — всхлипывал Ленька. — Пошел ты со своей шубой… Свояк мне чуть глотку не перегрыз».

— У него же кляп во рту… — сказал Сергей, вспарывая ножом веревку, которой были связаны Ленькины ноги. — Ты зачем в банду полез? Твое ли это дело? Ты жулик нежный, чувствительный, вот и продолжал бы к своей жене гостей водить. У кого штаны спущены — того грабить, известное дело, полегче… Твои занятия нам хорошо известны, брать уже хотели тебя, и вдруг — пропал Ленька Шохин. Что, где? Оказывается, в банду определился, в нелегалку ушел, авторитет наживает. Карьерист ты большой, как я погляжу… Готово, можешь вставать, — сказал Сергей, разгибаясь. — Полежал и хва…

Ленька, согнув ноги, ударил его в живот. Сергей переломился, упал в снег — ни вдохнуть, ни выдохнуть, ни пошевелиться он не мог. Сознания он не потерял, и боли не было, а было такое ощущение, словно плыл он куда-то, — пустой, невесомый, нездешний… Наконец легкие, судорожно вытолкнув отравленный воздух, всосали спасительную струю. И еще раз, и еще…

— Ты моей бабы поганым своим хлебалом не задевай, — ненавистно сказал Ленька. — Я до своей бабы никого не допускал… упреждал, понял?

— Упреждал, так упреждал, черт с тобой, — ответил Сергей придыхая. — Что же не убег? Шанс был.

— Некуда мне бежать. Меня теперь всюду достанут. Отбегался.

У калитки Сергей сунул ему в рот папиросу (рук Леньке он не развязал), поднес спичку. Затянувшись до сладкого замирания сердца, Шохин спросил: