Твой выстрел — второй

Пурга утихла, за окном снова сияло щедрое февральское солнце и била капель. Ночь рухнула в прошлое, оставив на лицах сотрудников черные тени в подглазьях, скорбные морщины и наигорчайшие шрамы в душе. Слушая доклад Миловидова — а он докладывал последним, — каждый с болью чувствовал жестокую текучесть и неповторимость времени. Мгновение прожито — и не дано вернуть его, не дано переделать то, что уже сделано тобой. А казалось бы, так просто: приказать людям занять свои места в оцеплении, не терять бдительности — и Киреев остался бы жив, и бандиты были бы захвачены… Извечен этот спор человека со временем, эта мысленная и запоздалая перекройка его, но усталые, замотанные люди, собравшиеся сейчас в кабинете, не шли по такому пути даже в мыслях. Профессия дала им понимание, что любое исследуемое событие абсолютно уникально, оно не может быть повторено, оно реально невоспроизводимо. И следственный эксперимент, который будет поставлен, станет подобием, но не сутью мгновения, ушедшего в прошлое. А сейчас истекают шестьдесят секунд молчания в память о Микитасе и Кирееве. Вот и они истекли, вот и их уже не воспроизвести никогда точно такими, какими они были тридцать с лишним лет назад в двенадцатом часу того тяжкого февральского дня.

Когда все сели, Заварзин сказал:

— Похороны послезавтра. Девушку тоже похороним мы. Положим рядом с нашими товарищами.

Помолчал и добавил печально:

— У меня из головы не выходит этот дикий выстрел Спирина. Какие злобные, трусливые твари! Тем опаснее они сейчас, когда заметались. Новых ограблений вряд ли можно ждать: как единый организм банда нынешней ночью уничтожена. Но бандиты остались и будут стрелять на каждый шорох. Начальникам служб и отделов, — Заварзин чуть повысил голос, — строжайшим образом предупредить личный состав об особой бдительности. Участковые должны ежедневно доносить о фактах купли и продажи домов на своих участках. Все бандитские квартиры засвечены нами, а теми, которые нам еще не известны, они не станут пользоваться из осторожности. Значит, будут искать новые, а, возможно, уже искали. Следственным путем это надо выяснить в кратчайшие сроки. Ефим Алексеевич! Твои соображения на этот счет.

Поднялся Корсунов.

— У меня, Сергей Михайлович, — сказал он, — в подчинении остался только один следователь. А взяли этой ночью трех бандитов, не считая мертвого, да около десятка их пособниц и укрывательниц. Вот и судите, каков я теперь помощник розыску. Дай бог нам вдвоем успеть составить процессуальные документы на всех взятых, а то и так может получиться: бандитов выловив, а судить не за что будет, все следы растеряем. Мне, Сергей Михайлович, надо людей дать. Жаловаться и прибедняться не в моем характере, но сейчас вынужден просить помощи.

— Ясно. Подчиняю тебе, Ефим Алексеевич, трех следователей своего отдела. Вернешь, когда выловим бандитов.

— Тогда другой разговор, — повеселел Корсунов. — Сейчас соберемся, составим единый план и навалимся гужом. Тогда через сутки сможем, это так, дать оперативникам ниточку к Николе Волку и к этому, как его… адъютант его, пащенок… эх, память старая! Никак не вспомню…

— Женька Шепилов, — подсказал кто-то.

— Вот-вот… Никак его не запомню, а почему? Клички нет… Работа, мать ее! Всю память исковеркала… А что касается Генки Блохи — возьмем его быстро. Мы тут померекали с Тренковым и пришли к выводу: через двое суток Генка Блоха будет у нас.

— А когда вы успели померекать-то? — голос Заварзина потеплел. — Тренков, доложите, что вы со стариком намерекали?

— Наш план, товарищ начальник, основывается на том, что Генка Блохин ранен сержантом Саморуковым. Родная сестра Блохина, Татьяна Линяева, работает в госпитале и, по непроверенным пока данным, уже нашла брату крышу. Понаблюдаем за Линяевой, двух суток, думаю, нам хватит. Соответствующие распоряжения а отдал.

— Дельно, — сказал Заварзин. — Садитесь, лейтенант. Ваша опергруппа действовала наиболее квалифицированно, объявляю вам благодарность. От моего имени поблагодарите за службу и сержанта Виктора Саморукова. Кто-то недавно тут говорил, что боевой опыт — плохой помощник в милицейской работе, а? Или мне это показалось?

— Я говорил, — поднялся Авакумов. — Беру свои слова назад, товарищ начальник. Рад за вас, Тренков, и поздравляю.

Заварзин встал.

— Все свободны, товарищи, на четыре часа. Рекомендую поспать, а то, смотрю, кое-кого краше в гроб кладут. Полуторка у подъезда, развезет желающих по домам.

Глава пятая

1