— Мари, — произношу сипло, опускаясь перед ней на одно колено. Все как полагается, никакого пафоса. — Знаю, что, возможно, для тебя я не идеальная кандидатура на роль мужа, но я очень хочу им быть. Честно, обещаю, ты во мне больше никогда не разочаруешься. Да, мое прошлое местами отвратно, но то оно и прошлое. И да, я не собираюсь отказываться от денег, наоборот, я хочу заработать для нашей семьи больше. Прошу, поехали со мной в Москву… У меня там есть хорошая квартира, но если хочешь, можем купить дом. Я буду работать в отцовской фирме, а ты учиться. Есть место в МИГО, оно за тобой. Поженимся, сыграем свадьбу, какую только захочешь. Хочешь, на пляже, когда солнце будет заходить за горизонт. Хочешь, можем организовать пир в самом настоящем замке, где все будет украшено хрусталем. Все, что хочешь. Все будет. Я люблю тебя, правда. — Сжимаю ее дрожащие ладони и наблюдаю, как скатываются слезинки из глаз. — Ты выйдешь за меня замуж? — интересуюсь, раскрыв перед ней бархатную коробочку с обручальным кольцом из белого золота с россыпью бриллиантов.
«Да», — простое «да», сказанное на языке жестов, навсегда отпечатается в моей памяти. Затем на груди, в виде татуировки.
Глава 41
Дом отца полностью соответствует его финансовому положению. Впечатляет необычными архитектурными элементами и роскошью. Кованые ворота двухметровой высоты, такой же забор, выполненный из белого кирпича. Большую часть двора занимает идеально ровная зеленая лужайка, от ворот к дому ведет широкая дорожка из белого массивного камня, а по краям от нее клумбы с розами. Сам дом выполнен из белого кирпича, имеет три этажа, накатанную крышу серого цвета и белые ставни на окнах. Чем-то напоминает французский домик. Мило, красиво, дорого.
— Здравствуй, сын, — раздается за спиной взволнованный голос отца, и я замираю, не в силах повернуться к нему лицом.
Столько лет я считал его виноватым, сделал козлом отпущения, а все зря. Он единственный, кто любил меня по-настоящему, молча помогал и даже не подозревал, что я ни разу не увидел денег. Хотя они и есть. Очень много… больше десяти миллионов рублей. Я проверил карту.
— Здравствуй, отец, — произношу тихо, наконец-то повернувшись к нему лицом.
Он постарел. Очень сильно постарел. В волосах появилась седина, даже несмотря на короткую стрижку. Лицо осунулось, морщины стали заметнее. А вот ямочка на правой щеке все также отчетливо видна. И блеск в глазах. В мокрых от слез глазах.
— Я рад, что приехал. — Делает шаг в мою сторону, но останавливается буквально в двух шагах от меня. Нервничает. Первый раз за всю жизнь я вижу его таким взволнованным. — Пойдем в дом. Аня приготовила для тебя комнату, поживешь пока у нас, если ты не против. Познакомишься наконец-то с Колькой и Катькой. Они знают про тебя, многое знают.
— Пап, — перебиваю его горячую речь, заставляя посмотреть на меня с испугом. — Прости меня.
Преодолеваю расстояние, разделяющее нас, и обнимаю отца. Его тело содрогается, но даже несмотря на это, он крепче прижимает меня к себе. Именно в этот момент я понимаю, каким придурком был все эти годы. Я винил его и сам страдал без отцовской любви. Давно стоило признаться самому себе, что мне его не хватает.
— Пошли в дом, нас ждут, — отстранившись, вытирает слезы и взмахом руки указывает на крыльцо, где стоит довольно красивая женщина. Значит, вот она какая секретарша-то.
— Конечно.
Колька и Катька засыпают меня вопросами, стоит только сесть за стол. Тетя Аня пытается их угомонить, но какой там. У них появился старший брат, которого как минимум нужно довести до такого состояния, чтобы у него онемел язык отвечать на вопросы. А отец… он просто сидит и улыбается. Той самой улыбкой, что дарил мне в детстве.
— Они всегда такие? — тихо интересуюсь у отца, когда тетя Аня пытается в очередной раз приструнить малых.
— Они тебя ждали. — Радость и печаль смешиваются в единую смесь на голубой радужке глаз отца.
— Понятно, — киваю и продолжаю есть, искоса поглядывая на детей.
Брату десять лет, сестренке семь, и они так похожи внешне и по характеру, что, не зная о разнице в возрасте, я посчитал бы их двойняшками. А еще они чересчур любопытные, и порой их совсем не парит, что не стоит детям совать нос во взрослые разговоры.
— Макс, ты ведь останешься? — с болью в голосе интересуется отец, а я замираю с ложкой в руке.
— Конечно останется, куда он теперь от нас денется? — с уверенностью в голосе, которую даже пушечный выстрел не поколеблет, заверяет Катька.
— Прости, но нет, — улыбнувшись, наконец-то впервые за долгое время делюсь своими планами. Увы, но я не привык их нарушать. — У меня контракт на четыре месяца, я в море ухожу. А как вернусь, не против у вас ненадолго остановиться.
— Ненадолго? — усмехается отец, пряча счастливый взгляд за кружкой мятного чая. — Нет, так не пойдет. Ты останешься и будешь работать со мной. Хочешь, можешь здесь жить, хочешь, квартиру купим в центре. Но, знаешь, с меня хватит! И так сколько лет потеряно.