Твоя итальянская кровь (СИ)

Алфи аккуратно приблизился к моим губам, не зная, как лучшей подойти, чтобы наш поцелуй удался, задевая мои щеки и скулы.

Я с придыханием ждала этого момента, облизнувшись немного судорожно, наконец, ощущая горячее тепло, бегущие по губам.

До встречи с ним я жила не просто не познавши радостей секса, но и вообще мужской ласки, и даже дурацкого поцелуя, который в этот миг сорвал еврей. Он пригубил меня, как крепкий напиток, а после вдохнул грудью аромат моих волос, ожидая, что я отвешу ему пару пощёчин, но я смиренно лежала, подмятая им, как котенок.

— Наверное, всему виной неправильно затопленный камин, — шептала я в слух, прекрасно зная за нас двоих, что эта нехватка воздуха от его жарких прикосновений, бросающих меня в озноб.

— Мм? — вопросительно мычал Алфи, не отрываясь от моих щёк и скул, целуя их, словно я редкий экспонат, который до сей минуты трогать было нельзя.

Он снова поднял глаза и вернулся к губам, целуя уже более настойчиво и плодовито, запуская язык в мой сомкнутый в недоумении ротик. Я и понятия не имела, что и мне нужно что-то делать ими, чтобы привести Соломонса в минимальный восторг.

Я вполсилы пыталась сопротивляться, но я оставалась всего лишь миниатюрной хрупкой девушкой, без возможности противостоять сильному и крепкому мужчине. Лишь мямлила что-то несвязное, мол, нет, Алфи, прекрати, хватит. Набор основных клише недотроги, от которых самой же становились смешно и противно.

Слова мои становились всё тише, переходили в шёпот, а после в безвучное шевеление губами, пока его губы плавали по моей шее, приводя меня в мягкий восторг.

Его горячие руки совсем нежно сжимали грудь, которую я оголяла без его просьб, обнажая небольшие округлости, и Алфи припадал к ним, вынуждая меня стонать в его ладонь.

Сколько длилось это безобразие, как я вообще оказалась под ним и когда Соломонс успел стянуть с меня всё, что недавно так сильно мешало ему, образуя недосягаемость — неизвестно.

Алфи ловко забрался своей сухой рукой в мои невольно намокшие трусики, и перед глазами моими всё поплыло.

Разум уже поехал и не кричал «остановись», а тело превратилось в одну сплошную точку удовольствия, и я закрыла глаза, запрокидывая голову.

Еврей ловко ласкал меня одной рукой, забравшись под платье, в котором я спала часом ранее, а другой рукой мял мою небольшую девичью грудь, целовал и кусал мою шею.

Я была не уверена, что он понимает с кем находится, и кто же лежит под ним, скромно вздыхая.

Пожалуй, это была последняя здравая мысль, посетившая меня, перед тем, как мои ножки подломились от этого сладострастия.

Альфред услышал стон одобрения и поднял глаза, кажется, узнав меня с первого раза.

— Аа. Мисс Чангретта в моих руках по собственной воле, значит, да? — начал клокотать невнятно, пытаясь вязать слова с нитью смысла, покусывая меня за правый сосок, заставляя вскрикнуть и получить ладонью по губам, а уже после того, как я стихла — ещё и по груди, что больно качнулась от шлепка его руки.

— Тс… Только разбуди мне Луи, — рыкнул он, — Я тебя тут досмерти затрахаю, однако.

Дрожь побежала по моему телу. Не так я себе представляла первый раз, и далеко не так его описывал Алфи. Впрочем, грязная билеберда мне нравилась, и я ощущала устойчивый жаркий ком внизу живота, ждущий разрядки.

Соломонс, не думая, стащил с меня трусики и залез головой между моих ножек. Я едва не потеряла сознание от наслаждения, когда он забрался туда своим горячим языком.

Он делал это весьма умело, задевая нужные точки то тут, то там, выводя меня на тихие стоны, пока пальцы мои зарывались в его волосы.

Я извивалась точно змея в траве, вздергивая голову и снова опуская, словно меня резали лезвием удовольствия. Руки его обводили мою бедра, мои ягодицы и слегка пощипывали, царапали ногтями.

Изредка он поднимался к груди, оставлял на ней жадные засосы, вёл влажную линию к шее, и на ней вырисовывал фирменные отметины, а после снова припадал к сокровенному низу.

Вскоре, ощутив горячую волну, что была похожа на сход снега с лавины накрыла меня полностью и с головой. Я вскрикнула, прикусила губу и забилась в конвульсиях женского счастья, опускаясь на диван, теряя пространство и время. После я ненадолго притихла, а Алфи всё продолжал ласкать моё жаркое юное тело своими кипящими ладонями.

Алфи приподнялся, лицо его было влажным, а по груди бежал пот. Пальцы его прошлись по моему лону, что содрагалось с негой в пульсации, а он смотрел и изучал, периодически поглядывая мне в глаза, словно не узнавал меня или с кем-то путал.

Он стащил с себя брюки, приспустил их лениво до колен, а после и белье, а что было под ним, я не увидала. Соломонс тяжело опустился сверху, схватил меня за подбородок, словно пытаясь узнать меня в ком-то, придирчиво осматривая, как коня на рынке.

— Кто ты, блять, такая? — спросил он меня прямо, когда я опустила волосы на плечи, пытаясь вразумить его.

— Виолетта, — ответила я, за что получила сомнительную гримасу и слабую пощёчину.

— Виолетта… — задумался Алфи, держа свой вес на мышечных руках, что выползли из тени и были весьма обширными.