Читаем Твоя капля крови полностью

Твоя капля крови

Когда наступит первое мирное утро, Когда замолкнут пушки, уйдут солдаты, Когда наконец в домах приоткроются ставни — Кто смоет кровь с камней твоих, моя родина? Когда последний отряд в чужеземной форме Исчезнет в тумане, вспомнив недобрым словом Твоих детей, что лежат на земле недвижно, — Кто похоронит их и отпоет, моя родина?

Снова начали палить, но голос Бойко звучал четко и ясно, перекрывая идущий из-за окон шум:

Когда догорят развалины, смолкнут песни, Когда оглушенный народ на улицы выйдет, Когда не будет меня и тех, кто со мною, Кто вытрет слезы детям твоим, моя родина? Тихи города, еще прибитые страхом, Молчат часы на ратуше, смолкли горнисты. Кто склеит новый рассвет из осколков заката, Кто вновь заведет часы после нас, моя родина?

– Что, князь? Вы притихли… – У Бойко настороженно встопорщились усы. Он весь подобрался. Казалось, сабля или пуля не могут нанести ему удара, но нелестное мнение о написанном – убьет.

– Мне… нравится, – проговорил Стефан. – Я просто слегка растерян. В такое время поневоле становишься мнительным, везде видятся знаки…

– Любое искусство – это знак, – легко сказал Бойко, – который Мать передает через нас, недостойных проводников Своего слова.

Их беседу прервала молния, ударившая в башню. Оба переглянулись и заспешили наверх. В башне один из учеников Ольховского держал руками в толстых перчатках еще горячую пластину, на которой проявлялись буквы.

– Эйреанна! – вдруг заулыбался он, прочитав. – Эйреанна повстала! Постойте, князь, горячо, не нужно…

Но Стефан уже перехватил послание и читал.

Эйреанна и в самом деле повстала. По сжатому изложению в молнии становилось ясно, что цесарь пожелал отправить набранные в Эйреанне войска вместо Чеговины в Бялу Гуру. На что гетман Макдара ответил цесарю, что как воевода Яворский в свое время не пошел усмирять Эйреанну, так и он не станет воевать с братом. Вместо этого – по «братскому» примеру – гетман поднял княжество. Ему это сделать было не в пример легче, чем белогорцам, – цесарь хорошо вооружил «свои» эйреанские войска…

О Мареке пока вестей не было. Он, очевидно, все еще оставался в Драгокраине. Выжидал, чтобы в разгар поднятой в Казинке суеты появиться неожиданно. Ополченцы должны были уже достигнуть Планины, но от Лагоша тоже ничего не приходило.

В городе же все становилось плохо. Так плохо, что Стефан отправился за Ольховским. Оказалось, что вешниц поднялся в барбакан. Он стоял, тяжело прислонившись к стене, и громко, с присвистом дышал.

– Что ж, вешниц, – сказал ему Белта, – не пора ли нам доставать чезарские подарки? Пусть уж лучше столицей будут Чарнопсы, чем мы останемся вовсе без столицы…

– Сам ведь хотел игрушки приберечь, панич…

– Хотел… да только, боюсь, скоро играть станет некому.

– Что ж. Приказ князя…

– Приказ князя, – откликнулся Белта. – Вам бы отдохнуть, вешниц.

Ольховский махнул рукой: на том свете отдохнем.

И в этот момент заголосили дозорные:

– Подкрепление! Остландцам подкрепление идет!

Из бойниц барбакана видно было не слишком хорошо, но Стефан присмотрелся.

Защитники выхватывали друг у друга волшебные стекла.

– Да ведь это…

– Не подкрепление это! Неужто командант? Так рано?

Со внезапно вспыхнувшей надеждой Стефан принялся разглядывать подходящее войско.

– Нет, – выдохнул он, – это не командант.

Конные ехали медленно, чинно, как похоронная процессия. Мерно колыхались на лошадях черные плюмажи. И сами всадники были в черном, и впереди со штандартом – маленькая женская фигурка, облаченная в мужское платье.

А потом снова заработала картечница – только шум теперь был отдаленный, будто стреляли не по ним. И Стефан уловил ответный стрекот орудия.

– Матерь добрая, – выдохнул кто-то за плечом Стефана. – Что это?

Реял над рядами обвитый черной лентой штандарт с соколом на клене.

– Траурная рота…

– Траурная рота Яворского! Да ведь это пани Барбара!