Твоя кровь, мои кости

Когда Питер вернулся в дом, зазвонил телефон. Несколько секунд он стоял на кухне с перепачканными землей руками и слушал эту невыносимую трель. Он подождал, пока телефон прозвонит еще четыре раза, прежде чем сдаться и поднести трубку к уху.

— Уайатт. — сквозь помехи был слышен голос Джеймса Кэмпбелла. — Слава богу. Я сомневался, ответишь ли ты. Все звонил и звонил.

Питер вообще ничего не сказал. Он не шевелился. Не дышал. Даже глазом не моргнул. На другом конце провода Джеймс, казалось, запыхался, будто пробежал огромное расстояние.

— Уайатт, ты здесь? — Последовало молчание. В трубке послышалась настороженность. — Питер.

Питер мгновенно повесил трубку. Потом сорвал телефон со стены. Он выбросил его в мусорное ведро и оставил провода висеть на пустом разъеме, его сердце сильно билось. Когда все было закончено, он отправился на поиски Уайатт.

Он нашел ее в гостиной, она свернулась калачиком на диване перед доисторическим телевизором с антеннами. День был теплый, и она надела один из старых сарафанов своей матери, в цветочек. Заплетая и расплетая волосы, она молча созерцала увядающий крокус в терракотовом горшке. На коленях у нее лежал раскрытый дневник, и из двух ее пальцев текла кровь, оставляя красные пятнышки на беспорядочных записях отца.

— Я нашла кое-какие инструкции в дневниках отца, — сказала она, не поднимая глаз. — Три части крови, две части порошка. Добавить три капли смеси в почву. По его словам, это просто.

На столе стояла крошечная бутылочка с пеплом, ее содержимое было угольно-черным и тусклым. Рядом, на краю белой керамической ступки, лежала маленькая стеклянная пипетка. На дне скапливалась липкая темно-красная жидкость. Сам цветок, казалось, был на волосок от гибели. Увядший лепесток выскользнул из ее рук и упал на пол увядшей фиолетовой спиралью.

— Инструкции могут быть простыми, — сказал он, упираясь предплечьями в спинку дивана. — Это не значит, что то, что ты делаешь, легко.

Она откинулась на подушку, вздернув подбородок, пока не встретилась с ним взглядом. Сегодня она снова накрасилась, ее в злобе изогнутые губы были ярко-красными.

— В чем разница?

Стоя лицом к лицу с ней, он мог пересчитать все до последней веснушки на ее переносице. Мог разглядеть золотое кольцо вокруг радужной оболочки глаз. У него засвербело в горле.

— Удар ножом в четвертое и пятое ребро приведет к смерти противника, — объяснил он. — Если ударить под небольшим углом, можно за один раз задеть оба желудочка. Это чистое убийство. Простое. Но ведь не легкое.

Она широко распахнула глаза от удивления:

— Ты уже убивал кого-нибудь подобным образом?

— Нет, — сказал он. — Но я пережил это, и смерть — самая простая вещь в мире. Тебе ничего не нужно делать, только сидеть и принимать ее. Нет никаких инструкций, никаких дорожных карт. Есть только кровавый конец. Это настолько просто, насколько возможно, но в этом нет ничего легкого.

Так близко, что он услышал, как она сглотнула.

— Я думала, ты должен быть бессмертным.

— А я думал, ты не занимаешься магией, — он искоса взглянул в ее сторону. — Что случилось?

— Мы объявили о прекращении огня, помнишь?

— Да, — нахмурившись, он посмотрел на нее. — Но ты передумала не поэтому.

Она посмотрела на свою ладонь, ее окровавленные пальцы сжались в кулак.

— Я просто продолжаю думать, что, возможно, миссис Джермейн не была бы так одержима, если бы защитные чары были целы.

И вот оно. Он обогнул диван и опустился на его незанятую половину. Еще несколько лепестков оторвались от цветка и полетели вслед за ним, как конфетти.

— Может быть, — сказал он, схватив листок, прежде чем тот упал на пол. — А может и нет.

Некоторое время после этого они сидели в напряженном молчании. Он почти растер лепесток в пыль большим и указательным пальцами, прежде чем, наконец, набрался смелости взглянуть в ее сторону. Когда он это сделал, то обнаружил, что под ее пристальным взглядом его медленно расчленяют.

— Это был Джеймс? — спросила она. — В телефоне.

Его желудок перевернулся. Он сосредоточился на том, чтобы стряхнуть с пальцев остатки лепестка, и заскрежетал зубами, да так сильно, что те чуть не треснули.

— Так оно и было, не так ли? — Уайатт встала на колени, и платье задралось вокруг нее, когда она повернулась к нему лицом. — Что ты ему сказал?

— Ничего, — сказал он, потому что это, по крайней мере, было правдой.

— Ладно, хорошо. Что он тебе сказал?

Его левый глаз дернулся, и он ткнул в него пальцем. Он не хотел говорить о Джеймсе. Не хотел думать о том, как близко была Уайатт, или о том, сколько раз они сидели в этих самых позах, не касаясь друг друга руками, старый вентилятор не работал, горячий летний воздух влажно проникал из одного конца комнаты в другой.

— На этот раз ты должен быть начеку, Питер, — отчитывал Джеймс, доставая из своей сумки потрепанные DVD-диски. — Это Спилберг во всей своей красе.

В эти дни телевизор был сломан, Джеймс ушел, а Уайатт была все равно что мертва.