— Я в Уиллоу-Хит. Здесь нет связи.
— О, милая, я знаю.
— Ты в курсе?
— У твоей тети было видение. Она увидела тебя там. Уайатт, дорогая, я знаю, о чем ты, должно быть, думаешь, но тебе незачем оставаться. Виноват твой отец. Это не твое бремя. Позволь Кэмпбеллам позаботиться обо всем, а я прямо сейчас еду к тебе.
Она, как всегда, избегала упоминания о Питере. Что-то дрогнуло в груди Уайатт. Что-то бессловесное и пустое. Из окна своей спальни она едва смогла разглядеть Питера на птичьем дворе, его футболка прилипла к спине. Ей было видно, как он взмахнул топором, рассекая воздух. Дерево раскололось от удара, и она почувствовала треск глубоко в животе.
— Я не могу уйти, — прошептала она. — В лесу что-то есть.
— Все в порядке. — Голос ее матери звучал слишком резко, связь была прерывистой. — Ты — Уэстлок. Зверь позволит тебе уйти целой и невредимой.
Она запнулась, похолодев.
— Ты знаешь о звере?
— Знаю ли я, в чем смысл существования твоего отца? Конечно. — сигнал слабел. Можно было разобрать только каждый второй слог. — … дома… с… мной. Мы… так… много… говорили… об этом.
— Мама? — Она поднялась на ноги, поджав пальцы и чувствуя, как трясется живот. Снаружи еще одно бревно треснуло пополам. — Мама, ты здесь?
— Я расскажу тебе все, когда мы увидимся, хорошо? Встретимся у дороги. Я скоро буду там.
Это было несколько часов назад. Уайатт провела остаток дня, безуспешно пытаясь уговорить Крошку влезь в переноску. Все, что у нее было, — это сеть следов от когтей на тыльной стороне каждой ладони и несколько часов потерянного времени. Но ее мать до сих пор не приехала.
Салем находился чуть более чем в трех часах езды к югу. Поездка была не короткой, но и не слишком долгой. Конечно, она уже должна была быть здесь. Уайатт сложила ладони рупором, вдыхая тепло между ладонями. Она постепенно начинала жалеть, что забрела так далеко от дома. Здесь, в чаще деревьев, в воздухе чувствовался привкус злобы. В тиши слышался звук. Запах скипидара и гнили, щелканье когтей и скрежет зубов.
В кармане у нее лежал старый перочинный нож отца, на кожаной ручке которого был выгравирован герб пеликана. После инцидента с миссис Джермейн это было слабое средство защиты, но она чувствовала себя неуютно, выходя из дома с пустыми руками, а ее топор был у Питера.
Она подпрыгнула, когда что-то бледно-белое пронеслось над ее головой. Сова с распростертыми когтями, ее угукающий призрачный силуэт нарушал тишину. Рядом козел издал обвиняющее блеяние.
— Не хочу этого слышать, — проворчала она. — Тебя никто не приглашал.
Козел заблеял во второй раз, царапая копытом переплетение корней.
— Между прочим, — добавила она, отчаянно пытаясь сохранить тишину, — я не собираюсь приводить тебя к себе домой. Ты мне не нравишься. Я тебе не нравлюсь. И даже если бы это было не так, в квартире моей тети определенно не любят домашний скот.
Вдалеке хрустнула ветка. Что-то невидимое прошелестело по шершавой листве. Этот звук пронесся сквозь нее, превращая ее мужество в дым.
— Боже. — Она потерла мурашки на коже. — Где она?
Будто она позвала мать, лишь подумав о ней, в темноте вспыхнули фары. Серебристые лучи дальнего света прорезали деревья, превратив лес в скелет. Слепая, как летучая мышь, она осторожно продвигалась вперед, прикрывая глаза ладонью.
Вдалеке на свет вышла чья-то фигура.
— Мама?
Козел следовал за ней по пятам, опустив голову и выставив рога, блеяние переросло в тревогу. Фигура в лучах дальнего света приблизилась, силуэт в ярком свете казался тонким, как зубочистка. У нее было достаточно времени, чтобы облегчение сменилось страхом, прежде чем свет погас, и она оказалась в непроницаемой темноте.
Она нащупала в кармане мобильный телефон, включила фонарик и подняла его перед собой. Лицо, освещенное серебристым светом, было всего в нескольких дюймах от ее собственного. Оно смотрело на нее проницательным гуманоидным взглядом, его улыбка растянулась от уха до уха. Вскрикнув, она уронила телефон.
— Разочарование, — проскрежетал чей-то голос, когда она повернулась, чтобы бежать. — Хранитель костей сказал, ты — ведьма, но я вижу только уродливую маленькую девочку.
Она спотыкалась о переплетения корней, не видя направления в лунном свете, и почувствовала, как что-то острое вонзилось ей в живот. Пораженная, она уставилась на свой пупок. Открытый перочинный нож отца торчал из живота; она окровавленными пальцами обхватила кожаную рукоять. Невидимый козел издал еще одно пронзительное «меек», когда Уайатт отшатнулась назад, втягивая в себя воздух. Человекоподобное существо, стоявшее перед ней, превратилось в тень, обкусанное ветками и странное. Его глаза были немногим больше, чем лунный свет, падающий сквозь деревья. Там не было никого, кроме нее.
Мир перевернулся. Она ударилась коленями о землю, попыталась позвать на помощь, но из горла вырвался лишь хрип. Руки были липкими от крови. На свитере расплывалось багровое пятно. Повсюду было так много красного, вырывающегося из нее толстыми, сердитыми лентами.
Питер сказал, что умирать было просто. Просто не значит легко.
— Ой!