— Нет, спасибо. — Грубость, с которой она это произнесла, превратила вежливость в ругательство. Слегка покачиваясь, она перекинула ноги через борт и опустилась на потрепанный нос лодки, морщась при этом. Он вошел в воду вслед за ней, вода стекала по отвороту его брюк, когда он сталкивал лодку с мелководья.
Ни один из них не произнес ни слова, пока он греб к середине пруда. Воздух был наполнен кваканьем лягушек-быков и тремоло гагары неподалеку. В нескольких ярдах от него черепаха соскользнула с бревна и с тихим шлепком скрылась под водой. Он смотрел, как расходится рябь под сморщенными водяными лилиями, и думал о маленьком скелете, застрявшем в иле под ними.
Большую часть времени он старался не вспоминать о том, как тонул. Холод, бесконечная сила этого ощущения и водоросли в легких — то, что он прожил достаточно долго, чтобы начать забывать.
Уайатт, стоявшая на носу, должно быть, думала о том же, перегибаясь через борт лодки.
— Что, если я снова разбужу твои кости?
Он замер, наполовину вынув весла из воды.
— О чем ты?
— Рука, которую я почувствовала на своей лодыжке… это тоже моих рук дело?
— Нет, — сказал он, хотя это прозвучало более резко, чем он намеревался. У этого вида силы было название — так называли ведьм, которые воскрешали мертвых, приседая над могилами своих возлюбленных в разорванных одеждах и скрежеща зубами, а их вопли пронзали небеса.
В учебниках истории их называли баньши. Все они сгорели, до единой.
— Я не знаю, как объяснить наличие костей, — признался он, опуская весла обратно в пруд. Лодка рассекла темную, как стекло, воду. — Может быть, они запутались в чем-то еще. Как ты и сказала, было темно. Ты была напугана.
— Я чувствовала то, что чувствовала, — немного запальчиво ответила она. — Что-то схватило меня.
— Это невозможно.
Она фыркнула и перевела взгляд на берег, где далекие верхушки деревьев выглядывали из-за холмов, словно ожидающая армия. На этот раз молчание, повисшее между ними, казалось невыносимым. Ему хотелось сорвать его, как коросту. Чтобы приподнять его и посмотреть, что вытекло из-под него. Он подумал, сколько времени у них есть, прежде чем их отсутствие будет замечено. Прежде чем он отправится на поиски.
— Ты оплакиваешь себя?
Вопрос Уайатт прозвучал неожиданно, так тихо, что он едва не пропустил его мимо ушей. Когда он не ответил, она принялась теребить оборванную нитку бинта на своем мизинце.
— Я спрашиваю только потому, что рядом с часовней есть все эти маленькие могилки, и ни на одном из надгробий нет надписей. Раньше мне было интересно, кто там похоронен, но теперь… Все ли они принадлежат тебе?
У него скрутило живот.
— Большинство из них.
— Как ты это терпишь? — спросила она. — У меня такое чувство, что я постоянно оплакиваю человека, которым была до… — Она замолчала, не закончив мысль. — Это, должно быть, нереально, вот так вот стоять у собственной могилы.
— Я не думаю об этом, — сухо ответил он.
— Лжец, — сказала она и откинулась на спинку, опершись на руки. — Но это нормально. Я тоже стараюсь не думать об этом, если могу.
Подавив желание глянуть на нее, он вытащил весла из воды и положил их у их ног. Подгоняемая ветром, лодка закрутилась по спирали. Он делал все, что мог, чтобы не думать о прошедшем лете — о Джеймсе, который был с ними в лодке, развалившись, как принц на яхте. Уайатт, ее пальцы скользят по воде, позолоченная фигура на носу их корабля — резная богиня, созданная для того, чтобы направлять людей в черные моря.
— Ты горюешь? — спросила она. Все, что он умел делать, — это горевать.
Уайатт, сидевшая напротив, наблюдала, как ласточка проплывает в небе над их головами.
— Это твой план? Сидеть здесь до темноты?
— Нет.
— Хорошо. — Она теребила пуговицу на платье. — И что теперь?
Он не знал. Не знал, чего стоило заставить способности Уайатт проявиться. Не кровь — в то утро, когда она освободила его, у нее не шла кровь. Не кости — она не использовала состав в тот день в мельничном пруду или когда лежала прикованная к постели. Да, она была Уэстлок, но также была и Беккет. А у рода Беккет было свое собственное наследие.
— Расскажи, как ты впервые воспользовалась своими способностями.
Вздрогнув, она резко выпрямилась.
— Прости?
— Проведи меня через это, — попросил он. — Расскажи мне, что происходило вокруг, что было у тебя в голове. Проследи свои действия, и, возможно, это поможет нам определить причину.
— Этого не будет.
— Но может быть.
— Не получится, — повторила она голосом, от которого и мертвый бы остыл. — Попробуй что-нибудь другое.
Он со стоном откинулся назад. Взгляд Уайатт, сидевшей напротив, был острым, как гильотина.
— Признай это, — сказала она после минутного молчания.
Он оттянул манжеты рукавов, перегреваясь в зудящей шерсти свитера.
— Признать что?
— Признай, что ты понятия не имеешь, что делаешь.
— Я никогда этого не говорил. И, к твоему сведению, единственная ошибка в моем подходе — это то, что ты отказываешься сотрудничать.
— Потому что это глупая идея.
— Дело не в этом. — Он наклонился вперед, упершись ладонями в скамью. — Ты боишься.