Все было так странно. Я буквально чувствовала, как вокруг нас пульсирует дикое напряжение, как оно упрямо сосредотачивается между моих влажных ног. Вот-вот прозвучит раскат грома. Но пока был слышен только гортанный и надрывный рык. И только в этот момент в руках Дмитрия в полной мере ощутила себя жертвой. Скованная его давлением, крепким и мощным телом, я не могла выразить свой протест, не могла отключить свои инстинкты и чувства, когда страх и вожделение буквально жгли вены. А когда мужчина чуть более резко толкнулся в меня, заполняя до краев, такой огромный и горячий, я захлебнулась собственным дыханием и невольно взлетела на цыпочки, начиная царапать стену перед своим лицом.
– Успокойся, – произнес властный шепот. – Меньше всего я хочу, чтоб тебе было больно.
– Да какая теперь разница? Давай уже, трахай! – выпалила ему, набравшись дерзости из неведомых мне ресурсов.
Я просто хотела, чтобы это все поскорее закончилось. Чтоб он перестал теперь уже рвать на части. Чтоб оставил в покое. Но вместо этого Дмитрий начал двигаться внутри меня, рождая противоречивые ощущения. Это было так приторно сладко, так невыносимо сдержанно, что хотелось кричать от бессилия.
– А с той девушкой, тогда внизу, вы вели себя по-другому, – поддела я, хоть и прекрасно знала, кого дразню.
– Хочешь так же?
– Да, – ответила, сама не понимая, о чем прошу.
После такой просьбы он снова толкнулся внутрь меня всей своей отвратительной длиной, но не резко, а слишком протяжно, чтобы я почувствовала какую-то боль. И это было кошмарно. Это вызвало во всем теле крупную дрожь и волну наслаждения. А потом повторилось, снова и снова, заставляя забыть – кто я и что вообще происходит. Начался полный хаос, почти тот самый неконтролируемый, безумный секс, который еще вчера пугал до ужаса.
Я прогибалась, я подставляла ему себя и откровенно стонала в беспощадных мужских руках, которые впивались в кожу, выжигая на ней темные следы, и дергали, подстраивая под нужный ритм. А когда накатил оргазм, самый яркий в моей жизни, я подумала, что умираю. Это было как удар, как световая, оглушающая вспышка, которая заставила кричать и бросила вниз, к мужским ногам, задыхаться в сладостных муках своего поражения.
Казалось, будто у него давно не было секса. Все дело в полноте разрядки. И в девушке рядом с ним. Эта недотрога выжала из него все соки. Так упорно сопротивлялась, чтобы потом так приятно ошарашить. Ведь далеко не фригидная неженка, а весьма чувствительная особа, которая до него этот секс лишь пригубила, но еще не прочувствовала сполна. Которая и понятия не имела, от чего отказывается, говоря ему свое уверенное «нет».
Но этого стоило подождать. Стоило того, чтоб не ломать нежную девичью натуру, а взять нахрапом. Насилие – верный метод на один раз. А вот приручение – нечто гораздо более вкусное, изощренное. Чтоб женщина приходила к нему сама и молила взять ее. Чтоб в этом хрупком сознании горящим клеймом было высечено – только он способен дать ей то наслаждение, без которого она не сможет дышать.
У его ног само совершенство. Никем не испорченная, почти девственная натура со своим занятным характером. Этим можно пользоваться в свое удовольствие, пока не надоест. Так что, теперь он точно знает, чего именно хочет от своей милой гостьи.
Опустившись вниз, Дима попытался взять Полину на руки, чтобы бережно отнести в кровать. Но девочка взбрыкнула, ударяя его по рукам, и зашипела:
– Не трогай меня! Больше никогда, ясно?! Отвали!
Да, похоже, просто с ней не будет никогда. Но так даже интересней.
– Как скажешь, моя сладкая девочка, – ответил, проводя рукой по ее темной макушке, пока не отдернула голову. – До вечера ты совершенно свободна. Отдыхай.
«До вечера ты совершенно свободна»…
Боже, как же я была зла. А еще испугана и совершенно выведена из равновесия. Все нервы – как взвинченные гвозди, которые сверлили во мне глубокие дыры. Я не могла сидеть на месте или есть. Я ужасалась тому, что именно со мной происходит, и до конца понимала далеко не все. Откуда во мне взялась эта голодная самка? Почему вообще я позволила Дмитрию взять свое? Это какой-то бесконтрольный бред. Да еще я так быстро забыла про Илью, что это тоже пугало. Неужели все то хорошее, что у меня было с ним, уже ничего не значит? Может, я вообще его не любила? Или меня здесь уже как-то испортили, извратили до самого сознания, раз я получаю удовольствия в объятьях страшного тирана.
Да за что мне все это?!
Словно какая-то изощренная игра, издевательство, пытка. Как то, что в обед мне в комнату снова занесли цветы – алые розы, очень красивые и одновременно отвратительные. И опять же с небольшой открыткой: «Для самой сексуальной и горячей девочки».
Я так вскипела, что сначала выместила свою злость на несчастной бумажке, порвав ее на мелкие кусочки. А потом, схватив охапку роз вместе с вазой, вышла из комнаты, подошла к лестнице и сбросила весь этот прекрасный букет на первый этаж. Пусть знает, что я думаю о его знаках внимания, как и о самом в том числе. Пусть даже грохот от падения вазы поднимет на уши весь дом.