Меня чудом не перекривило.
– И тебе привет, Джорджина. К сожалению, к обсуждению таких нюансов я еще не готова. Но как только, так сразу!
– Жаль! Но ты всегда была моей маленькой дочкой, это правда. Может, ты хотела бы поговорить об отце? Я уверена, что тебе тяжело далась его смерть. А уж банкротство! Бедные, бедные дети. Ну, ничего, теперь–то я с вами! – говорила она, вцепившись мне в руку и ведя к дивану в гостиной. Тому самому, что мне духу не хватило продать. Его даже папа пощадил и сохранил.
О да, смерть папы далась мне тяжело. В разы тяжелее разорения… И лечение брата – тоже.
Но мама, как всегда, вернулась только в тот момент, когда все почти наладилось.
– Да. Ты права. Нам его не хватает.
– Расскажи мне все, Элли. Расскажи о нем. О его последних днях. О том, как любил проводить время и любимых местах. Поделись со мной горем, доченька. Ведь я была его женой, я его тоже любила. У нас с ним даже дети есть, – одинокая слезинка прочертила влажную дорожку на ее лице. – Расскажи, Элли… Мне ведь тоже тяжело. Но я сумею поддержать.
Нет, я ей не верила. Совершенно не верила. Однако, долгое одиночество и тяжелая самостоятельная ноша вымотали меня, надломили, а потому я, позволив слезам брызнуть из глаз, не сдержала и слов. Слов, которые были невысказанными очень долгое время. Я дала себе право на жалость и минутку слабины…
Вечер в компании Джорджины, которая, кажется, даже обнимать научилась, в обществе женщины, которая пыталась стать той, которая отсутствовала все семнадцать лет жизни, которая протянула бокал вина и разделила горе со мной.
И перед самым сном, когда уже улетаешь в темноту, но еще слышишь реальность, я подумала, что, может, мы ошиблись? Может, она приехала, чтобы измениться и все исправить? Вдруг чудеса все же случаются?
***
Миссис Абсани еле скрывала раздражение. Потратить столько времени, причем совершенно зря! Сколько она уже в Нью–Йорке? Неделю? Полторы? Две?
Женщина захлопнула дверь в свой номер, даже не закрывая на ключ. Ей бы сейчас разрядка не помешала, да… На ходу срывая со своего идеального тела одежду, она направилась в спальню, где еще несколько дней назад… Впрочем, зачем вспоминать часы наслаждений, которые остались в спешащих днях прошлого? Можно же получить новое, особенно, когда на душе так… зло?
В просторном помещении с большими окнами, выходящими на город, Джорджина оказалась уже совершенно обнаженной. Она подошла к комоду у шикарной постели, достала из его недр маленький аппарат и пульт управления к нему. Сейчас настоящий мужской агрегат ей в ни к чему. Вот успокоится, вспомнит, что в “Уолдорф–Астории” работает официант с охренительными руками – сильными, с немного выпирающими венами, руками настоящего мужчины. И тогда… Хотя, зачем предполагать, если можно сделать?.. Через внутренний телефон Джорджи позвонила управляющему.
Огромные окна – можно сказать, только из–за них она выбрала этот номер – сейчас самое то. Она подошла к ним, с минуту глядела на гудящий тысячами голосов город, гул которого был не слышен в ее люксе. Потом без прелюдий запустила вибратор в свое тело, включила на самой последней мощности, при этом щипая себя за груди и не отрывая взгляда от пейзажа за окном.
Ощущать стремительные пульсации и при этом легкую боль на грани – невероятно. Одна ладошка опустилась ниже, на живот, еще ниже, на источающий сок киску, сжала бугорок, а пальчики погладили мокрые складочки…
Волшебно!
Прохожие, похожие на муравьи с такой высоты, спешили по делам – кто–то на работу, кто–то с работы. Зажигался свет в окнах, ночные огни… Большой город жил своей жизнью. Возможно, вот где–то рядом сейчас…
Позади женщины, которая выгнулась в крышесносном оргазме, раздались шаги. Тяжелые, точно мужские. На хрупкие плечи опустились руки – те самые, что Джорджи приметила, когда развлекалась с братиками и своим ненасытным тигренком. Шампанское, конечно, ее тоже интересовало, как и прижимающиеся к ней два члена, но руки как–то запомнились.
– Стивен? – хриплым голосом обратилась она, зажмуривая от удовольствия глаза. В теле разлилась такая приятная истома.
– Стюарт, – поправил мужчина, опуская руки ниже плеч – по точеным лопаткам, тонкой талии, вниз до округлых ягодиц, чтобы сзади коснуться ее клитора, потеребить мокрый бугорок, подняться вверх и накрыть набухшие вишневые соски.
– Хочешь, Стюарт? – пальчики Джорджины погрузились в средоточие своих соков, она вытащила их – влажные, в ее соках.
Он взял ее ладошку, втянул ее указательный палец в рот, пробуя терпкий вкус, а другой рукой касаясь пухлых губ женщины.
– Хочу почувствовать, насколько ты меня желаешь, – прошептала Джорджи, вручая пульт мужчине.
Стюарт оторвался от ее пальчика, а миссис Абсани же повернулась к нему. Чувствуя в своих глубинах до сих пор работающий вибратор, опустилась на колени, сжала напряженный член сквозь плотную ткань форменных брюк.