Твоя навеки

Мод Бликер относилась к натурам, полагающим, что стражи порядка должны сперва стрелять, а за­тем уже думать. Будь она полицейским — точно так и поступала бы. Во всем округе не осталось наверное, человека, которого она при случае не обложила бы отборной бранью, хотя потом, остыв, чаще всего переживала и искала повод к прими­рению.

Через секунду великан-индеец выскользнул в заснеженный переулок, а через десять секунд, перемахнул через огромные сугробы, добрался до скобяной лавки Хулихэна и тихо проговорил в микрофон, приколотый к воротнику:

— Я на месте.

Перед ним возвышалась колокольня, и на самом верху прямо под колоколом он увидел прижавше­гося к перилам Джеда Барлоу, выкрикивавшего проклятия и время от времени постреливавшего по полицейским машинам.

Пора, подумал Мик и ринулся через церковный двор к заднему входу на колокольню. На бегу он услышал выстрел «магнума-357», затем ответный выстрел Джеда.

Будь осторожен, Мик,мелькнули в его голове прощальные слова Фэйт. Под ногами скрипел и визжал снег, ледяной воздух обжигал легкие, в ноздрях щипало от мороза.

Дверь, как он и ожидал, оказалась запертой изнутри. Согрев дыханием озябшие руки, Мик вытащил из-под маскировочного балахона ключ, переданный ему преподобным отцом Фромбергом, окинул взглядом пространство позади себя — след его ног отчетливо выделялся на девственно белом снежном покрове — и, молясь, чтобы Джед ока­зался достаточно пьяным и не смог сделать логи­ческих выводов из очевидного, открыл дверь.

Внутри его встретил сумрачный свет и тепло. Колокольня, как громадный резонатор, много­кратно усилила громкость брани, изрыгаемой засевшим наверху Джедом, а периодические выстрелы, словно раскаты грома, гремели под сводами колокольни. Мик, не мешкая, стащил с себя белый халат и армейские ботинки и заткнул нож за ремень рядом с расстегнутой кобурой.

Затем босиком, стараясь производить как можно меньше шума, он стал взбираться по ступенькам, прижимаясь к стене.

Надеюсь, ты будешь осторожным?

Вопрос Фэйт без конца звучал в его ушах. Ни одна из женщин, которых он знал, никогда не просила его быть осторожным, и поэтому пове­дение Фэйт повергало его в замешательство. Как не вовремя, подумал он. Личные проблемы он будет решать потом, на досуге, а сейчас нужно сосредоточиться.

Хотя Джед на время прекратил стрельбу, однако крыл полицию почем зря. Дверь, выходящая на звонницу, оказалась открытой, и, поднявшись на последнюю ступеньку, Мик увидел перед собой спину пьяницы.

Пора!

Но в ту самую секунду, когда Мик вырос в проеме двери, Джед обернулся, и дуло пистолета, нацеленное точно в грудь Мика, застыло.

— Ах ты, чертов метис,— заорал Джед.— Ка­кого дьявола?..

— Убери пушку, Джед,— с ледяным спокой­ствием распорядился Мик.— Убери, пока не натво­рил бед.

— Ладно,— согласился Джед, но вдруг осту­пился и, ухватившись левой рукой за перила, правой машинально нажал на спусковой крючок.

Выстрел пришелся точно в центр бронежилета, издавшего дребезжащий звук, и Мика отбросило к стене. Грудь тут же пронзило болью, сознание поплыло, но, стиснув зубы, Мик заставил себя приподняться.

— Что я наделал! — задохнулся от испуга Джед и выронил пистолет. Глаза его расширились от страха, когда гигант, в которого он только что выстрелил, встал на ноги и двинулся на него.— Дружище, честное слово, я не хотел...

— Может быть, и не хотел,— процедил сквозь зубы Мик и ногой отшвырнул пистолет.— Но так или иначе тебе лучше лечь лицом вниз, Барлоу, иначе, чего доброго, я подумаю, что ты и в самом деле хотел меня убить.

Ближе к обеду солнце прорвалось сквозь низкие зимние облака, а часа в три оно уже низко висело на западе над самой землей, бросая косые золо­тистые лучи на снежную равнину. Фэйт зачаро­ванно наблюдала за этой сменой красок. Она и не подозревала, что обыкновенный снег может пере­ливаться таким бесконечным многообразием цветов и оттенков — от темно-голубого в тени до ослепительно розового в лучах заходящего солнца.

С утра, в поисках какого-нибудь занятия, она обнаружила бачок с нестиранным бельем Мика и обрадовалась возможности отвлечься за привычным домашним делом — стиркой. И вот теперь, поставив гладильную доску перед окном кухни, она гладила его форменные рубашки и одним глазом приглядывала за мясом, которое тушилось в ду­ховке.

В эти мгновения, когда никто не стоял за ее спиной и не подталкивал под руку, она могла самой себе признаться, что это именно та работа, которую она любит. Она обожала готовить и убираться, стирать и гладить; и все, чего ей хотелось бы от жизни — так это иметь собственный дом, настояще­го мужа, за которым она бы ухаживала, и много-много детей. Никогда она не стремилась строить мосты и проектировать небоскребы, заниматься бизнесом или сидеть в душной конторе. Единственной мечтой Фэйт всегда была и оставалась семья — еесемья.