Твоя навеки

Еле удерживаясь от того, чтобы не застонать, Мик стащил с себя рубашку, но когда сел и собрал­ся снять ботинки, то понял, что ни согнуться, ни шнурки развязать он не в состоянии. После пер­вой же попытки наклониться пришлось отказаться от своих намерений. Покрывшись холодным потом, он выпрямился и с отчаянием подумал, что, конечно, можно лечь и в ботинках, тем более что и раньше с ним такое случалось, но что на свете может быть хуже, чем проснуться в постели в уличных ботинках?

Легкий стук в дверь всполошил его: очевидно, Фэйт все-таки услышала его приглушенное кряхтение.

— Мик, я надеюсь, ты в порядке?

— В полном, о Дочь Луны. Полнее не бывает.

В ту же секунду Мик пожалел о своем сарказме, потому что дверь неуверенно приоткрылась. Затем в нее робко пролезла голова, и, лишь убедившись, что Мик не спит и сидит в кресле, женщина ре­шилась переступить порог.

— Я услышала звуки, похожие на стоны,— испытующе промолвила Фэйт.— Тебе не нужна помощь?

А-а, черт, подумал Мик, в конце концов, раз уж она здесь, пусть поможет мне раздеться.

— Я никак не могу дотянуться до шнурков,— признался он.

— Боже, они же тебя всего перевязали! — всплеснула Фэйт руками и шагнула к нему. Мысль о том, что Мику нужна помощь, заставила ее забыть о робости. Белые, свежие бинты, казалось, светились на его смуглой атлетической груди.— Дышать-то хотя бы можно?

— О, с этим никаких проблем! — воскликнул Мик, с тревогой отметив, как хороша сейчас Фэйт в своем красном махровом халате и пушистых в тон тапочках. Волосы ее были распущены, на щеке еще виднелся отпечаток подушки.

— Извини,— тут же сказал Мик.— Я, кажется, разбудил тебя?

— Ерунда,— отмахнулась она и, опустившись па колени, начала расшнуровывать его ботинки. Давалосьей это нелегко, потому что руки дрожали, а в голове вертелась мысль, что вот он — рядом, обнаженный по пояс, беспомощный и покорный ей.

Мика ее близость взволновала не меньше, но он постарался отогнать от себя это наваждение.

Фэйт наконец справилась со шнурками, и Мик тут же отшвырнул ботинки в угол.

— Спасибо,— буркнул он.

Не поднимаясь с колен, Фэйт улыбнулась ему.

— Ты ведь обещал мне быть дома к ужину, Мик.

Мик с трудом удержался от ответной улыбки.

— Обещал,— признался он.— Полагаю, мне следовало бы извиниться, что я не сдержал слово.

— Извиниться? — Фэйт отрицательно мотнула головой.— Не надо мне извинений.

Она порывисто встала, и Мик, намеревавшийся было брякнуть что-то грубое, вдруг непроизвольно обнял ее за талию. И вот уже она стояла перед ним, а он, не удержавшись от искушения, прижался ухом к ее круглому животу. И почти тут же почув­ствовал легкий толчок.

— Она меня сегодня с ума сводит,— в порыве доверия призналась Фэйт.— Елозит и елозит, непо­седа этакая.

— Она? В каком смысле она?

— В самом прямом. Не сомневаюсь, что это девочка.

Мик ощутил еще толчок, и в это самое мгновение рука Фэйт ласково взъерошила ему волосы.

— Мик! — дрожащим голосом прошептала она.

— Гм?

— Я тебе так благодарна. Мне так не хватало человека, который разделил бы со мной мою ра­дость...

Мик поднялся, и ее рука соскользнула с головы на его обнаженное плечо.

— Фэйт,— начал он и замолк, не зная, что и сказать. Она была слишком близко от него — непозволительно близко для человека, выбор которого — уединение, и ее белые нежные пальцы мерцали на смуглой коже его плеча.

— Мик,— срывающимся от волнения голо­сом вымолвила Фэйт.— Мик... У меня такое стран­ное чувство...— Она вся дрожала, ноги ее подкаши­вались.

В ту же минуту он обвил ее своими силь­ными руками.

— Что случилось? — хрипло прошептал он.— Тебе дурно?

Но в ту же секунду Мик понял, что ее слабость и дрожь не имеют никакого отношения к здоровью. Как зачарованная, Фэйт смотрела на свою руку, медленно двигающуюся вдоль его обнаженного плеча.

— Ты такой горячий,— дрожа, пробормотала она.— И такой красивый... Я...

Да он и сам чувствовал себя не менее зачаро­ванным — этой теплой, шелковистой кожей жен­щины, ее спутанными прядями волос, похожими на блики лунного света на воде, этим нежным благоуханием, исходящим от ее тела.

Закрыв глаза перед столь зримым и осязаемым искушением, Мик безуспешно пытался взять себя в руки: обычно это удавалось ему так легко, что приятели за глаза называли его «роботом».

Ее маленькая, нежная ручка по-прежнему неуверенно гладила его по обнаженному плечу. Мик разомкнул веки и, помедлив, прошептал:

— Погляди на меня, Фэйт.

Зрачки ее расширились, губы приоткрылись, щеки разрумянились от возбуждения. Эта женщина сама не понимала, что с ней творится! Как с ней такое вообще могло случиться?

— Мик! — слабо выдохнула она.