Твоя поневоле

А смогу ли я убежать? Десять таблеток — чистых пять грамм, для моего бараньего веса, истощенного стрессом последних дней…

Я сошла с ума, раз иду на это! Но я не могу плыть по течению как грёбаная фекалия, я должна что-то предпринять! Иначе всё может зайти слишком далеко, и этот плен… в один прекрасный день может стать добровольным. Я просто не захочу отсюда уходить, потому что он знает, что делает: приручает меня к себе, манипулирует. Он знает, как сильно я сейчас от него завишу, и уж точно знает, как меня к нему влечёт.

Он молод, но не по-возрасту зрел, и уж точно умнее многих моих ровесников. Я не знаю, в какой среде воспитывался Кай, чем он жил, кто его родители, но его безумная голова порой генерирует пугающе трезвые мысли. Я уже сижу и смотрю на дверь, как верная сука на привязи, ожидая, когда хозяин соизволит её навестить и благодушно потреплет за холку.

Я хочу его покалечить так же сильно, как забраться в ширинку, и именно поэтому не имею права оступиться. В его руках мой сын!

Мне надо домой. К Мише. Мне нужно узнать, где он. Мне нужно выбраться отсюда любыми путями, даже если этот путь опасно скользкий.

Сквозь раздвинутые шторы в окно проникают первые розовые лучи утреннего солнца. Рассвет.

"Я приду на рассвете".

Где-то за дверью отчётливо раздаётся скрип половицы и снова повисает тишина. Он здесь, совсем близко! Он пришёл и будет тут с секунды на секунду!

Раздумывать больше нет времени: быстро откручиваю крышку бутылки с водой и заталкиваю в рот горсть таблеток. Одна выпала и мягко упала на ковёр, да и чёрт с ней, хватит и этого.

Давлюсь, пытаясь проглотить лекарство не разжёвавая, таблетки царапают пищевод, я пытаюсь запить их водой и разливаю едва не половину. Подбородок и ночная рубашка мокрые, во рту горький привкус моего безумства.

Девять штук, назад дороги уже нет.

От нервного перенапряжения трясутся руки, я упираюсь ладонями в матрас, чтобы хоть как-то унять дрожь, и не свожу глаз с двери.

Ну же, давай, заходи, чёрт знает, когда проявят себя первые симптомы!.. Но дверь не открывается, и ответом моей молчаливой истерике становится равнодушная тишина.

Сейча-ас. Сейчас он придёт. Он же сказал — на рассвете. Сейчас рассвет. Я же слышала, как скрипнула половица!

Ну же, паршивец, где ты?.. Эта антреприза специально для тебя, успей прийти к началу первого акта.

Давлю глупый смешок и вытираю ладонью взмокший лоб. Что это — началось или просто нервное?.. Конечно, нервное, так быстро начать действовать лекарство не может. Хотя… сколько прошло времени? Кажется, что не более пяти минут, но кто знает…

За неимением часов перевожу взгляд на окно и замечаю, что зрительный контакт не поспевает за сознанием. Картинка движется как-то слишком дёргано, стоп-кадрами, перед глазами расплываются мутные круги, и вот он — первый болевой спазм. Желудок скрутило так, что пришлось согнуться, обхватив живот руками.

Ну где ты ходишь, мать твою, я же слышала тебя! Я не решусь повторить это снова!

Новый спазм — как ржавый гарпун в печень, к горлу подбирается горькая желчь. Хреново дело, очень хреново.

Блядство.

Превозмогая накатившую слабость, кое-как поднимаюсь на ноги и, чтобы не упасть, цепляюсь рукой за край трельяжа. Перед глазами всё плывёт, сердце колотится так, словно я без остановки преодолела марафон на длинную дистанцию.

Ледяной пот застилает глаза, тошнит, но спазмов нет, и разве это нормально, что организм не исторгает яд? Почему меня не рвёт?

И тут мне становится страшно. Впервые, по-настоящему. Я вдруг осознаю, что только что натворила — позволила эмоциям и злости взять верх над разумом. Я не умру, нет, но рискую превратиться в полукалеку и сочный стейк смогу разве что смотреть на картинке.

Я же не умру? От такой дозы ведь не умирают?..

Качнувшись назад, едва не падаю — цепляюсь свободной рукой за угол комода, сбивая поднос с ужином. Еда с грохотом летит на пол, ступня в чём-то холодном и липком.

План дрянь, полная! Где были мои куриные мозги?

В панике пытаюсь залтолкать трясущиеся пальцы в рот, но ничего не выходит — сухие спазмы царапают горло и на этом всё. Меня не рвёт!

Неужели я умру вот так нелепо? Господи, какая же я кретинка!

Тем временем тошнота стала невыносимой, меня мелко трясёт, и кажется, я вот-вот обделаюсь. Хороша будет картина — в блевотине и дерьме, после этого он точно меня отпустит.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Сухие губы растягиваются в улыбке, и я тут же морщусь от очередного спама.

Голова гудит так, словно туда запустили рой пчёл: они летают, жужжат, кружат в моей черепной коробке, но почему-то жалят желудок.

Сколько же прошло времени? Минута? Пять? Час? Я потеряла ориентацию и способность мыслить логически, но первобытное чувство не даёт мне отключиться — это чувство страха. Я боюсь! Боюсь до дрожи в коленях, до умопомрачения.