Твоя поневоле

Может, это и есть начало настоящего безумия?

А может, я сошла с ума уже давно и сейчас помешательство переходит в следующую фазу?

Что меня здесь держит? Почему я даже не попыталась открыть входную дверь? Почему я пошла наверх, а не выбила стулом окно и с криком: "свобода!" не убежала из этого, как я его называю, ада?

Почему я целую его, наслаждаюсь его игрой, вместо того, чтобы желать наказать?

Столько вопросов и ни одного ответа.

Добредаю до кровати и сворачиваюсь клубком. Музыка продолжает разрывать тишину, сочиться из каждой рассохшейся трещины этого старого дома.

А может, она играет в моей голове?..

Засыпая, ловлю себя на мысли, что интуитивно тяну руку в сторону болтающихся на спинке кровати уже никому не нужных браслетов.

Поздравляю, Наташа. Он всё-таки добился, чего хотел — жертва сама пришла в свою клетку.



Часть 30

* * *

Не знаю, сколько я так проспала, но когда открыла глаза, увидела за окном кромешную темноту, а ещё ощутила на себе тяжесть покрывала.

Кай приходил, когда я спала, и укрыл меня. И то, что я совсем ничего не услышала и не почувствовала, уже не кажется мне чем-то удивительным.

Ещё один день здесь. Ещё одна ночь. Безумная игра продолжается.

Тяжело поднимаюсь с кровати и от нечего делать брожу по комнате, долго смотрю в окно, но кроме чёрной в темноте ночи листвы совершенно ничего не вижу. Хотя постойте — внизу, через оконный проём гостиной льётся рассеянный оранжевый свет, окрашивая спутанный кустарник шиповника в грязно-рыжый.

Кай там, внизу. Мысль о том, что он где-то рядом, тягучей патокой разливается по венам. Сразу же представляю его лицо, длинные ресницы и завитушки отросших волос на висках…

Жертва не должна думать так о своём палаче.

Но палач ли он? И жертва ли я?..

Я обвиняла Кая в том, что он слишком драматизирует в свои двадцать, но не драматизирую ли я ещё больше в свои тридцать один?

Да, ситуация глупее не придумаешь, в чём-то дикая и нелепая, но ведь по сути ничего страшного же не произошло? Мой сын в надёжных руках, а я, не считая так напугавших меня ранее наручников — тоже. Хотя, Бог мой, эти наручники были не первыми, побывавшими на моих запястьях, уж мне ли не знать. Да и ему тоже, разве всё вспомнишь, что там было на этих кадрах…

Странные метаморфозы происходят с сознанием человека в замкнутом пространстве. Если долго смотреть на чёрный квадрат, начинаешь замечать в нём невидимые ранее блики и радужные грани.

То, что ещё вчера казалось однозначным, сегодня становится вариативным. Игры разума такие увлекательные… Интересно, что будет дальше?

Подхожу к старинному трельяжу и впервые изучаю его содержимое столь детально. Очень дорогая люксовая косметика, бренды, которые я не могу себе позволить. Игорь — да, частенько баловал меня подобными безделушками…

Игорь. В умении окручивать женщин сын в свои зелёные двадцать уже переплюнул отца.

Кай сын Игоря. Со меху упасть. Только в моей жизни могло произойти что-то подобное.

Открываю золотистую пудреницу и с наслаждением втягиваю невесомый аромат, следом беру помаду, достойную голливудских кинодив, и провожу алую полосу по нижней губе. От воспоминания, кто не так давно её целовал, ощущаю приятную истому. Настолько приятную, что соски моментально напрягаются, оттягивая ткань тонкого халата. Без зазрения совести провожу ладонью по груди, представляя, что чувствовал он, когда её касался.

Конечно, тело рожавшей тридцатиоднолетней женщины никогда не сравнить с телом студентки-первокурсницы. Нет той упругости, плавности изгибов и кожа не такая бархатная…

Ну, кем были его прежние любовницы? Наверняка ровесницы со стоячими сиськами и булками, которыми впору орехи колоть. Инстакрасотки, дочки пап-олигархов. Кай — парень обеспеченный и видный, понятно, что он не разменивался на всякий второсортный сброд. Он прекрасно знает, что любые ноги раздвинутся перед ним, если он того захочет. Так какого чёрта он позарился на мои?

Наклоняю голову набок и пристально изучаю своё отражение — в тусклом свете ночника кожа кажется совсем свежей, отдохнувшей. Повинуясь какому-то нездоровому азарту, тяну тонкий поясок, и халат распахивается, являя миру моё, что уж греха таить, не слишком идеальное тело.

А такое ли уж оно неидеальное? Ведь что-то же его в нём привлекло…

Одно движение — и лёгкий шелк бесшумно падает на пол. Я стою практически голая и смотрю на себя, такую идеально-неидеальную, и странно, но я себе нравлюсь.

А ведь я действительно красивая. И молодая. И нравлюсь мужчинам. Я нравлюсь ему.

Трогаю руками грудь, которая моментально отзывается на собственные прикосновения, провожу ладонью по плоскому, теперь уже даже впалому животу. Несколько дней в "клетке", стресс и изнемогающая, невысказанная даже самой себе похоть — лучшие жиросжигатели.

Ноги длинные и гладкие, под тонкой тканью самых примитивных из всех найденных в комоде трусиков тоже ни одной волосинки. Мой мастер по шугарингу не зря ест свой хлеб.

Может, я уже не так аппетитна, как десять лет назад, но ещё ничего. И я нравлюсь Каю, он меня хочет.