Я не любила Игоря той любовью, о которой пишут стихи и снимают слезливые мелодрамы. Но я боготворила его. За его мужественность, властность, за его влияние на людей и, конечно, деньги. Игорь подарил мне безбедную жизнь, благодаря ему я забыла, что такое нужда. Конечно, я знала, что он женат, он никогда этого не скрывал, но никогда и не распространялся. На разговоры о его семье было наложено строгое вето, я не имела права поднимать эту тему, единственное, что я могла — это втайне надеяться, что он влюбится в меня без памяти и уйдёт от жены.
Через несколько месяцев наших тайных встреч я точно знала, что этого не произойдёт никогда, но всё равно не переставала надеяться. Я терпеть не могла его жену, я завидовала ей. Я заочно не любила его сына, считая, что именно он тот самый якорь, что держит Игоря в семье. А когда родился Миша, едва не начала ненавидеть того мальчишку, имени которого я даже не знала, за то, что он живёт в шикарном особняке на Рублёвке и носит фамилию своего отца, а мой сын вынужден довольствоваться какими-то подачками со стороны воскресного папы, которому на него откровенно наплевать.
Сама дура, знаю! Мерзкая меркантильная дура, и, да, поделом! На чужом несчастье никогда не построишь своего счастья и всё такое прочее, но тогда, пять лет назад, я была ослеплена и я боролась за своё так, как позволяла совесть.
А теперь я здесь — узница этого старого дома и странных чувств к тому самому мальчишке, которого когда-то заочно ненавидела.
Сын Игоря. Брат Миши. Круговорот безумия.
За дверью ванной раздаются едва уловимые звуки человеческого присутствия.
Стираю с запотевшего зеркала накопившуюся влагу и бросаю взгляд на своё отражение: никакой косметики, только алые губы и подёрнутые словно наркотической поволокой глаза.
Я готова. И я знаю, что сегодня всё будет по-моему.
— Натали? — тихий, даже какой-то робкий стук в дверь. — Всё в порядке?
Давлю на ручку и, шагнув за порог, врезаюсь сначала в его взгляд, и долей секунды позже — тело.
Я довольно высокая, но Кай всё равно выше: он смотрит на меня чуть прикрыв веки, тщательно изучая моё лицо.
Брови, глаза, скулы, губы…
Он слишком долго смотрит на мои губы, а затем кладёт на них указательный и средний пальцы и медленно размазывает помаду, оставляя алые полосы на подбородке.
— Не люблю красный цвет.
— Я тоже.
— Ты с ней похожа на шлюху, — взгляд сползает на мою шею, а затем ниже, на грудь. Испачканный помадой палец скользит по кромке кружева бюстгальтера, помечая кроваво-красным кожу: — Красивый комплект. Тебе идёт.
— Ты же выбирал, как и помаду.
Не свожу с него глаз, в надежде уловить присущий его молодости порыв и нетерпение, хотя с моей стороны это так глупо. Кай никогда не вёл себя соответственно возрасту.
Он собран и сосредоточен, лишь дыхание чуть глубже обычного, и глаза темнее.
Он ждёт.
Ждёт, когда
Ну и чёрт с тобой, сопляк. Я птица не гордая. Да и какая гордость, когда губы напротив как глоток живительного кислорода для утопающего.
Поднимаю отяжелевшую вдруг руку и легко касаюсь его щеки, плавно скольжу выше, запуская пальцы в волосы. Они немного влажные, видимо, он тоже недавно принял душ.
— Ждала меня? — слегка склонив голову набок, произносит он. Голос тихий, грудной.
Боже, сколько секса в его голосе…
— Как видишь, — пальцами другой руки трогаю рельеф его плеча под тканью чёрной футболки и вдруг осознаю, что никогда за свою тридцатиоднолетнюю жизнь не хотела так ни одного мужчину. А у меня их, что уж кривить душой, было немало. И сколько ещё будет…
Но Кай… Кай — моя безумная страница, которую я должна прочесть и потом перевернуть, чтобы больше никогда к ней не возвращаться.
Оглаживаю руками его широкую спину, уделяя какое-то поистине извращённое внимание плечам. Затем, неторопливо минуя поясницу, торможу свой сотканный из удовольствия путь на заднице. Его джинсы привычно болтаются чуть ниже положенного, и я понимаю, что на нём снова нет белья.
— Готовился? — облизываю губы, сжимая через грубую ткань ягодицу.
— Как видишь.
От него пахнет шапмунем и дорогим виски. Непослушный сын явно любит идти властному отцу наперекор, но думать сейчас об Игоре мне хочется меньше всего.
Не затягивая и так уже перетянутую длиною в несколько дней прелюдию, сама льну к его губам. Целую его, совершенно по-взрослому, задыхаясь от такой желанной близости. Его эрекция упирается в мой ещё целомудренно спрятанный за трусами лобок, и всё, о чём я могу сейчас думать — его стиснутый тисками джинсов член.
На секунду Кай отстраняется и, заведя руки за спину, стягивает через голову футболку, после чего довольно грубо толкает меня к стене. От прикосновения обнажённой кожи к коже в крови зашкаливают эндорфины, и я чувствую себя полупьяной, полусумасшедшей.
Да что там — "полу". Я дура на всю голову!