Твоя постоянная (СИ)

Неописуемое.

— Совсем крыша поехала, Маришка, — бурчу и хватаю с полки полотенце. — Давай, оправдывай этого абьюзера.

Ноздри с трепетом втягивают елочный аромат. Такое чувство, что каждый уголок в кабинке пропитался Сашей и его парфюмом. Или мне уже мерещится от недотраха, или он вылил на себя половину бутылька.

Козел.

— Оргазм-то получила?

Взвизгиваю и чуть не поскальзываюсь на крыльце, потому что нога во влажном шлепанце едет по ступеньке. Длинные пальцы обхватывают запястье, золотистая кожа сильно дисгармонирует на фоне моей белой.

Вдыхаю носом, выдыхаю ртом. Перевожу взгляд на довольное лицо Саши и вижу хитрющую улыбку на его губах.

Так и тянет стереть ее пощечиной.

— С Димкой-то? — добавляю в голос побольше яда и вижу, как медленно тлеют огоньки в его темных глазах. — Еще какой.

— Лгунья.

Шипит как змея. Или дракон. Внешне Саша спокоен, но внутри него раскаляется до неведомых температур ядреная смесь из водорода и метана. Того и гляди полыхнет, все спалит к чертям собачьим. Страшно.

— Пошел ты.

Отцепляю его руку, отбрасываю за плечи влажные волосы. Благо, что я вышла одетой. Набросила длинную футболку, под которой короткие легкие шорты и спортивный лифчик. Но все равно тонкий хлопок не скрывает застывших сосков, торчащих острыми пиками.

Саша опускает взгляд на мою грудь, кончиком языка проводит по нижней губе.

— Лисенок, — хрипит жадно, будто желает меня сожрать, — или беги, или я за себя не ручаюсь.

Повторять не нужно. Скачками несусь в дом и быстро захлопываю за собой дверь под удивленные взоры родителей.

— Черти гонятся? — интересуется папа с таким невинным видом, словно не у нас в доме с его милости живет мой бывший.

— Козел, — огрызаюсь в ответ. — Черненький такой. Цыганской наружности.

— А-а-а, этот. Слышь, Роз, ты сметанку в холодильник поставь. А то козленок облезет.

Мама негромко хмыкает, а с недовольством шикаю и с топотом отправляюсь в свою комнату.

— Марин, окрошку-то будешь? — кричит родительница вслед.

— Нет, у меня голодовка!

На самом деле желудок сводит от боли, так что от глупого решения отказываюсь где-то спустя пятнадцать минут бессмысленного болтания по комнате. Осторожно спускаюсь по лестнице, слышу оживленную беседу на кухне.

Ага, гости. И Саша.

— Так вы сын Николая Левицкого? — щебечет та самая поджаристая овца с дубайских дюн.

Толстощекий муженек, который лет на сорок ее старше, где-то спит или гуляет. Поэтому любительница бассейнов разгуливает по нашему дому без золотого поводка. Без сомнения, трется она возле Саши.

— Всем приятного аппетита.

Давлю дружелюбную улыбку и получаю в ответ неприязненный взор из-под кукольных ресниц. Невеста Саши симпатичнее и приятнее. У этой из нетронутого только рост, и то, потому что в колени еще не научились ставить импланты.

Наверное.

— Мариночка, садись, — суетится мама в попытке настрогать салат из зелени и налить мне окрошку. — Сейчас все подам.

— Мам, да я сама могу. Гости, кстати, тоже, — кошусь на выдру с выбеленной шевелюрой, которая чуть не стекается грудью на колени замершему Саше. — У нас все-таки самообслуживание.

— Да ладно, Мариш. Мне нетрудно. Дусичка еще не привыкла к новым местам.

Мой смешок тонет в кашле, а спина блондинки превращается в гладильную доску.

— Я — Дульсинея, — мертвым голосом выдавливает не то жена, не то любовница олигарха.

— Хорошо… Дульсинея, — с писком выдает мама. — Извините.

Достаю пустую тарелку, накладываю окрошку. В это время папа интересуется:

— А скажите, Дульсинея, где ваш Дон Кихот?

— Э-э-э…

Теперь окрошкой давится Саша.

— Он имеет в виду вашего мужа, — приходит на помощь. — Дульсинея Тобосская — возлюбленная Дон Кихота.

— Прекрасно, а я здесь при чем? Моего мужа зовут Степан.

— Ты уверена, что им нужен экотуризм, а не повторное обучение в средней школе? — наклоняюсь к невозмутимой маме, которая к горе травы добавляет еще травы. Кажется, там какие-то сорняки с огорода. — И зачем ты положила туда листья одуванчика с подорожником?

— Это не я, — она негромко хмыкает. — Наша гостья из… Как их… Веганов. И не ест красные овощи. Огурцы кончились, остался только салат и прочая зелень в огороде, которую она выбрала в качестве основного блюда.

— Понятно.

— А насчет твоего вопроса… Труд сделал из обезьяны человека.

Глава 73. Саша

— Оу, какие милые чикен! — восклицает прилипшая ко мне Дульсинея. Хлопает в ладоши, затем, неловко взмахнув руками, на цыпочках пробирается за ограждающую курятник сетку.

Сан Саныч давится вечерней порцией зерна и недоуменно взирает на меня. Пожимаю плечами, мол, не понимаю, о чем он.

Куры живут в курятнике. Я привел. Чем недоволен лысый петух? Такая барышня пропадает. В перьях, стразах и со стремными розовыми помпонами на туфлях.

Как на навозе не полетела на таких шпильках, ума не приложу. А я еще про Лику что-то говорил. Моя бывшая невеста на фоне надутой копии Памелы Андерсон — кандидат философских и математических наук. Не меньше.

— Петушок! — взвизгивает Дульсинея и тянется к оторопевшему Сан Санычу.

— Кукареку! — беспомощно восклицает тот, после чего умоляюще косится на топор у меня в руках.