Твоя постоянная (СИ)

«Прости, чувак. Каждый сам за себя. Мое дело маленькое: зерна насыпать, водички подлить. Твое — с курами управляться», — отправляю мысленное послание лысому противнику.

Жалко его, ибо я чересчур жесток. Натравил Дульсинею на невинную скотину. Что поделать? Война есть война.

— А здесь что? Александр, где свет? — пищит довольная барышня и скрипит дверью курятника.

Глаза Сан Саныча наливаются кровью. Кожаное веко нервно дергается, острые когти впиваются в землю.

— Справа! — кричу под кипящим от ненависти взором петуха. Того и гляди разорвет бедолагу на тысячу лысеньких цыплят.

— Здесь ничего нет.

— Другое «право», — со стоном хлопаю себя по лбу. — Блядь, такое не лечится, да?

— Ко, — согласно кивает Сан Саныч.

Долго и задумчиво смотрим друг на друга. Из сарая доносится грохот, затем радостный визг и возмущенное кудахтанье. Но организованная преступная группировка с крыльями без главаря не лютует.

— Умеешь с женщинами обращаться? — морщусь и как бы невзначай подбрасываю в воздух топорик.

— Ко-ко, — обиженно бухтит.

— Смотри, — наклоняюсь ниже. — Прискачет ее петух и нас с тобой в суп отправит. — Демонстративно втыкаю топор в торчащий из земли пень: — Я ничего не видел, а ты утром пустишь собрать яйца. Договор?

Сан Саныч едва не подпрыгивает на месте. Медленно расходимся в разные стороны, напряженно смотрим друг другу в глаза. Прямо как в старых фильмах про ковбоев. Я пячусь к калитке, он — к сараю.

Считаем, что у нас перемирие. Временное!

Торжествующее кудахтанье петуха в сопровождении криков и отборного мата догоняют меня уже на террасе. На секунду сочувствую Дульсинее. У меня до сих пор саднят царапины от клюва и когтей.

Впрочем, Сан Саныч умный. Фифе ничего не грозит. Погоняет немножко и отстанет.

На скрипучую раскладушку валюсь камнем от усталости.

Такими темпами Артем Денисович весь участок вспашет на мне, а я не приближусь к примирению с Марной. Некогда! Едва мы остаемся наедине, как мой зоркий тесть выдает очередное задание.

Со стоном переворачиваюсь на живот. Спина к ночи просто горит. Обожжённая солнцем кожа пульсирует от малейшего прикосновения. Еще облезу для полного счастья. Марина посмотрит на плачущее существо и испарится с тем идиотом-пилотом.

На хрен футболку снимал? Артем Денисович, главное, не остановил. Только прыгал рядом радостный.

В голове всплывает сцена недавней близости. Приятное покалывание касается пальцев, а в груди разливается солнечное тепло.

Не было у нее ничего с этим козлом. Смотрела, как сладкоежка на торт. Только не облизывалась. Но потом гордо махнула хвостом и ушла, обдав наркотическим ароматом апельсинового печенья.

Марина любит меня.

В паху сводит от желания окунуться в рыжие кудряшки. Член у меня передовик, сука. Пошевелиться не могу, дышать больно, а он стоит колом, как часовой на параде.

Скрип половиц заставляет со стоном уткнуться в подушку.

— Артем Денисович, бога ради, завтра сделаю. Не могу больше, сдохну сейчас, — едва ли не всхлипываю жалостливым тоном, на который способен. Затыкаюсь, когда ноздри щекочет аромат цитруса, а на языке растекается нежная сладость.

— Мари? — приподнимаюсь на локтях. — Лисеночек...

Тут же падаю носом в подушку. Маленькая ладонь скользит между лопаток и прижимает меня к импровизированной кровати. Шиплю от пронзившей спину боли.

— Солнышко, давай сегодня без БДСМ обойдемся, — с трудом вбираю воздух в легкие. — Я и без пыток расскажу...

— Помолчи, Левицкий, — шикает Марина. На сей раз не зло и не обиженно, скорее, смущенно. Будто все силы уходят на поддержку возведенного бастиона.

Внутренне ликую.

— Сгорел, идиот, — вздыхает.

— Это все пламя моей любви к тебе.

— Отключай Серкана Балата, — смеется Марина и сбавляет градус напряжения.

Мыслями возвращаюсь в день, когда мы признались друг другу. Больше двух недель прошло, а кажется, что всего час. Только утром я целовал крошечные веснушки под аккомпанемент грохочущего сердца.

— Твоя мама дурно на меня влияет, — зеваю и ерзаю щекой по подушке.

Она приобретает небывалую мягкость. Лицо утопает в приятной ткани, когда на плечи обрушивается прохладная влага. Нежные пальчики обводят натруженные мышцы, табун восторженных мурашек заползает в сознание и укачивает растревоженных тараканов.

Обещает, что мы будем счастливы.

— И папа, — шелестит Марина где-то на задворках уползающего в сон разума.

— О, он особенно, — сладко причмокиваю. — Люблю тебя, Мари.

Глава 74. Марина

Аккуратно закрываю банку с гелем алоэ и отставляю ее в сторону. Саша спит, как настоящий младенец. Сопит, иногда постанывает, но при этом выглядит таким же милым и невинным. Словно не является воплощением всего порочного, что есть на земле.

«Люблю тебя, Мари».

— Я тоже люблю тебя, Саш, — шепчу одними губами в страхе, что он услышит, и касаюсь темных волос на затылке

Противоречивые чувства одолевают, потому что не знаю, как себя вести. Вроде бы до сих пор злюсь, обижена, оскорблена. Но где-то внутри ворочается глупая надежда, которая верит, что для нашей пары есть шанс.