Твоя примерная коварная жена

У входа в дом стояли корзины с собранными яблоками, глянцевыми, мокрыми от недавнего дождя, как будто забытыми и никому не нужными. На веревках висело промокшее, спутанное ветром белье, которое постирали, но отчего-то не убрали, отдав на откуп осеннему ливню. На двери висел большой амбарный замок.

Воронов остановился, в нерешительности почесав затылок. Хозяев явно не было дома, и он прикидывал, что лучше – пойти по соседям или все-таки отправиться к местным полицейским за подмогой и информацией. Снова заскрипела калитка, и во двор заглянул невысокий хлипкий мужичонка лет шестидесяти.

– Ты что здесь делаешь? – спросил он неожиданно густым басом, отчаянно не вязавшимся с его обликом. – Вот я сейчас полицию вызову. Шарят и шарят по дворам охламоны. Чисто стервятники. Узнали, что в доме беда, и слетелись, чтобы падалью поживиться. Ну-ка убирайся отседова, а то шмальну сейчас, не доводи до греха.

Мужичонка действительно вытащил из-за спины охотничий дробовик, и Дмитрий примирительно поднял обе руки, словно сдаваясь.

– Я не стервятник, я из полиции, – сообщил он и, достав из кармана удостоверение, протянул его мужичку. Тот подошел поближе, уткнулся в протянутый документ носом, видимо, плохо видел, забормотал под нос, чуть ли не по слогам.

– Во-ро-нов Дмит-рий, – прочитал он и секунду-другую постоял, видимо, обдумывая прочитанное. – Уп-рав-ле-ни-е УВД по городу. – Он снова замолчал, немного подумал и поднял на Дмитрия слезящиеся светлые глаза: – Так это ж от нас далеко.

– Шарик маленький, – сказал Дмитрий, убирая удостоверение обратно в карман. – Земной шарик, я имею в виду. Так что все относительно близко, хотя страна у нас действительно большая.

– Так ты из того города, где Тоху убили, – понял вдруг старичок. – Матерь его ищешь? Так в больнице Аннушка. Как про сына-то весточку получила, так и слегла. Увезли ее по «Скорой» в ЦРБ нашу, говорят, гипертонический криз. А я так думаю, удар у ей случился, а врачи просто лечить не хотят или нечем им. А в область переводить – связи нужны, а откуда у Аннушки связи. Вот ты скажи, могут у простого человека нужные связи быть или не могут?

Дмитрий признался, что про связи не в курсе, и поинтересовался у мужичка, как того зовут.

– Иван Савельевич я, сосед ихний, – он кивнул головой на запертый дом. – Я к Аннушке как раз в гости зашел, наливает она мне иногда, жалеет, добрая она, Аннушка-то. Вот я зашел, она мне борща налила, хлеба отрезала, самогону налила, а сама во двор пошла белье развешивать. Говорит: «Некогда мне, Савельич, с тобой балабонить, мне еще яблочное варенье готовить». Тоха у нее очень яблочное уважал, вот она и затеялась, чтобы к его приезду успеть. А тута из полиции нашей и пришли с сообщением, что Тоху убили. Аннушка как услышала, так и упала, где стояла. Вот мы ее в больницу-то и отправили, я дом запер, теперь хожу, проверяю, чего тут и как.

– Иван Савельевич, а вы знаете, зачем Антон отправился к нам в город? – поинтересовался Воронов, радуясь, что собеседник оказался словоохотливым, да и семью покойного Попова, похоже, знал достаточно хорошо. – Вы же верно подметили, что далековато мы от вас находимся. Что это ему у нас понадобилось?

– Того не ведаю, – старичок пожал плечами и зябко поежился. – Может, ко мне пойдем? У меня, правда, выпить нечего, но чаю согрею. В такую промозглость, как нонешняя осень, чай – первейшее дело, хотя с Аннушкиного самогону-то теплее бы было. Хотя ты ведь на службе. Поди не пьешь?

– Не пью, – подтвердил Воронов, не уточняя, что спиртное не берет в рот не только на службе, но и в принципе. Слишком много мутного и темного в его жизни было связано с алкоголем. – А за чай спасибо. Пойдемте.

Он был рад тому, что разговор продолжится в теплом доме, где большая, явно недавно побеленная печь щедро делилась жаром и запеченной в ней картошкой. Картошка оказалась вкусной. Рассыпчатой, посыпанной крупной солью грубого помола и политой растительным маслом с ароматным запахом семечек. Она показалась успевшему проголодаться Дмитрию лакомством, достойным настоящего гурмана.

– Ты ешь, ешь, – Иван Савельевич быстро, но без лишней суеты подкладывал Воронову в тарелку новые картофелины. – В нашей землице картошка знатная растет. Я, как жена моя померла, один живу. Разносолов у меня нет, но не бедствую. Картошка своя, огурцы мне Аннушка в кадушке засолила, вот из больницы вернется, капусту заквасим. Проживем. Хотя без Тохи-то тяжело ей будет. Хоть и неровная у него судьба, да все ж сын. Царствие ему небесное. Эх, жаль, что помянуть нечем. Не по-людски.

– А соседка ваша знала, куда и зачем сын ее уехал? – спросил Воронов.

– Да куды там, – старик махнул рукой, с сожаленьем посмотрел на стол без бутылки, нацепил на вилку соленый рыжик, отправил в рот, прожевал молча. – Тоха сказал, что дело у него, мечта всей жизни вот-вот сбудется. Аннушка-то обрадовалась, что он работу наконец нашел, да лишнего спрашивать и не стала.

– Что, у вас в поселке с работой плохо? Раз Попов без работы сидел.