Тревожное чувство снова охватило меня, и я опять почувствовала себя больной. Я его не знала, но раньше он был достаточно мил. О чём ему вообще было сожалеть?
— Почему вы сожалеете?
Он протянул мне сложенный листок бумаги.
— Я не полагал, что у него будут для вас записки. Клянусь.
— Записки? Какие записки?
Молли вплотную встала ко мне. Она напряглась, готовая к скандалу. Но я могла лишь перевести взгляд с опущенного лица Уайетта на белый листок бумаги, который он протянул мне.
— Он хотел попробовать вашу еду, но клянусь, я бы этого не сделал, если бы знал, что он собирается отправить меня обратно.
У меня пересохло во рту, и мои мысли начали подпрыгивать от невозможности того, что происходило прямо сейчас. Я не хотела в это верить. Мне казалось, я стала бампером автомобиля, застрявшего в углу. Я знала, что должна делать. Я понимала, что происходит. Но мне никак не удавалось развернуть машину в нужном направлении.
Этого не могло быть.
— Кто он? — спросила, по-прежнему спокойная, по-прежнему недоверчивая. — Киллиан?
Уайетт потряс передо мной бумагой.
— Он мой босс.
Я выхватила записку из его пальцев.
— Да, но вы же не безмозглый миньон, — огрызнулась я.
Уайетт отступил на шаг и беспомощно пожал плечами.
— Он мой босс, — повторил он.
С этими словами он поспешил обратно через улицу, а мы с Молли продолжили пялиться на сложенный листок бумаги. По-видимому, "босс" включил в работу обязанности по шпионажу за соседним фудтраком и выполнение роли почтового голубя.
— Что только что произошло? — спросила она.
Я посмотрела на "Лилу", мысленно желая, чтобы она вспыхнула синим пламенем.
— Думаю, что я только что получила свой первый отзыв.
Молли перевела взгляд с ресторана на бумажку в моих руках, и сложила дважды два.
— Нет, — возразила она. — Не может этого быть.
Я развернула листок бумаги, и действительно, тонким почерком было нацарапаны быстрые, наклонные линии экспертного заключения Киллиана.
— Он не мог этого сделать, — продолжала отрицать Молли. — Я имею в виду, что у кого-то хватило бы наглости сделать это. Что же такое, он послал того парня, чтобы тот принес ему еду? Чтобы он мог её раскритиковать? Я даже не могу себе представить, какое эго у него должно быть... я хочу сказать, подумай об этом! Что, если я отправлю каждому маркетологу своё мнение об их работе? Это так дерзко!
Молли продолжила свою тираду, в то время как я, наконец, набралась смелости прочитать слова, которые должны были поставить меня на место.
Чёрт побери. Мне хотелось наорать на него. Ну и засранец! Разве я не говорила этого раньше? Он был придурком! И судя по всему, он только начал…
И словно этого было недостаточно, он перешёл к нападению на мои гарниры.
Когда Молли закончила читать, выглядывая поверх моего плеча, её возмущённый вздох прозвучал у меня над ухом.
— Это не может быть правдой.
Я вышла из себя. Гнев вскипел в моей крови и запульсировал в висках.
— Старайся лучше? Старайся лучше? Он что, издевается? Он даже не знает меня!
Я поняла, что было нелепо так говорить. Мои посетители не знали меня, они судили обо мне исключительно по еде, которую я им готовила. И это было всё, что я ожидала от них.
Но Куинн был другим. Это казалось личным.
Он не проверял мою еду, он нападал на меня лично.
— Он назвал мой соус терияки безвкусным, — прошипела я, удивившись, что до сих пор не извергаю огонь. — Он назвал мой жареный сыр чертовым совокуплением!
— Он засранец, — признала Молли. — Полный и абсолютный мудак. Теперь я понимаю, что ты имеешь в виду, говоря о глянцевой сексуальности. Всё кончено. Эта борода отвратительна.
Я бы улыбнулась, если бы не была так сильно зла прямо сейчас.
До нас донёсся смех и, подняв глаза, мы увидели людей, бредущих в нашу сторону.
— Клиенты, — прошептала Молли, как будто я напрочь забыла о цели своего пребывания здесь. — Ты собираешься ответить? Что ты собираешься делать?
Мои глаза горели от слёз, которые я отчаянно сдерживала, и ненависть к мужчине, которым я когда-то восхищалась, била как барабан в моём горле.