— Я могу ответить на этот вопрос, поскольку являюсь её самым высокооплачиваемым сотрудником, — она откинулась на спинку стула, положив на колени книгу, которую читала в перерывах между заказами, и придерживая пальцем страницу. — Ничего. Она нам ничего не платит.
Уайетт улыбнулся ей.
— Рабский труд? Мне нравится, как ты действуешь, Вера.
— Достаточно ли этого, чтобы стать миньоном? С этой позицией также полагаются обнимашки.
— Я бы с удовольствием перешёл на другую сторону и присоединился к сопротивлению, — серьёзно сказал он. — Но мне нужен зубной врач.
Молли оживилась.
— У тебя есть страховка?
Он заговорщически наклонился ко мне.
— И дни психического здоровья.
Молли мечтательно посмотрела на противоположную сторону улицы, как будто это она собиралась сбежать. Я наклонила голову и свирепо уставилась на свою сумасшедшую подругу.
— Молли, у тебя есть медицинская страховка. И дни психического здоровья. На твоей настоящей работе. Помнишь ту самую понтовую маркетинговую фирму, в которой ты работаешь каждый день?
Она снова взялась за книгу.
— А, ну да. Извиняюсь. Иногда я настолько погружаюсь в эту драму, что не могу вспомнить, что реально, а что прелюдия между двумя безумными поварами.
Уайетт разразился смехом, всё его тело сотрясалось от силы этого смеха. Она ухмыльнулась, гордясь собой. И я подумывала, чтобы создать для неё профиль в "Тиндере"13
. В знак мести.—
Он поднял сложенный лист бумаги для принтера.
— Всё то же.
Я выхватила листок из его руки и помахала им перед носом Молли.
— Это не прелюдия. Это мотив. Что очень жаль, так как бледных людей не следует заставлять носить оранжевое.
Молли закатила глаза, но все же отложила книгу.
— Это как... если бы у меня была любимая мыльная опера. Уайетт, нам понадобится попкорн и вкусняшки.
Не обращая на них внимания, я развернула записку.
Я подняла голову.
— Ха.
Уайетт поёжился.
— Что там написано?
Молли изумлённо уставилась на него.
— Ты хочешь сказать, что не читаешь их?
Он уставился на неё в ответ.
— Он мне доверяет. По крайней мере, с этим.
— Ты лучше меня, — сказала она ему. — Я слишком любопытна.
Уайетт повернулся ко мне, очевидно, такой же назойливый, как и Молли.
— Не хочешь поделиться?
— Я чувствую себя странно, говоря это, но думаю, что сегодня вечером он доволен.
Я перечитала записку ещё раз, ожидая, что найду там душераздирающий подтекст, но так и не нашла его. Это не самая приятная вещь, которую я когда-либо читала, но в ней не было стандартной вспышки Киллиана, достаточной, чтобы отправить меня на терапию. Он даже предложил мне свою помощь.
Уайетт фыркнул.
— Ему нравится всё, что ты делаешь.
Я оторвала взгляд от записки и посмотрела на Уайетта с сомнением в его здравомыслии.
— Само собой, он любит всё, что я делаю. Вот почему он всегда оскорбляет меня. Я уверена, что именно так его крошечное холодное сердечко проявляет свою привязанность.
— Вера, серьёзно. В прошлом месяце он уволил мойщика посуды, потому что тот переключил кухонную радиостанцию на кантри во время уборки. Он не терпит всякой ерунды.
— Он не уволил человека за то, что тому нравится кантри-музыка.
Губы Уайетта дрогнули.
— Ладно, правда. Он постоянно опаздывал и трижды не появлялся. Возможно, он сам напросился на это. Но история с кантри-станцией стала последней каплей.
Я долго обдумывала свою месть, прежде чем решилась на что-то столь же неприятное, как и Киллиан. Перевернув бумагу, я нацарапала ответ. Было бы лучше, если бы я могла написать это в вырезках из журналов, но времени не было!
Я передала записку обратно Уайетту и закрыла ручку колпачком, прежде чем засунуть её куда-нибудь в опасную пучину своих волос.
Он посмотрел на записку, потом на меня.
— И это всё?
— Это всё.
— Никакого дьявольского подарка? Никакой маниакальной угрозы? Никакой поездки в магазин кормов?
— Уходи, Уайетт.
Он прикоснулся уголком сложенной записки к виску и побрёл обратно через улицу к своей стороне баррикад.
Мы молча смотрели, как Уайетт исчезает за боковой дверью "Лилу". Как только дверь за ним захлопнулась, Молли спросила:
— Серьёзно, что было в этой записке?
Я повернулась и стала размешивать чили.