— Не сыпь мне соль на сахар…
— Не, Тимыч, давай по чесноку, правда, запал?
Тимка только вздохнул.
— Не знаю.
— Как не знаешь? Я ж видел…
— Ой, не гони! Чего ты там видел?
— Ты ж смотришь на нее…
— Ну как? Как я смотрю на Валерию Соколову? — стал раздражаться Тимка.
— Как лев на кролика.
— Егоров! Там, где живут львы, кролики не водятся! Двоечник хренов! Лучше полотенце замени! Остыло…
Ник стащил мокрое полотенце и вновь намочил его в ванной. Он выкручивал банное полотенце и случайно столкнул стоящий на краю раковины флакон с раствором для ухода за контактными линзами. Подхватил, поставил на место.
— Елена Николаевна опять линзы носит? — прокричал Никита.
— Нет, она в них близко ничего не видит.
— Я тут флакон снес с раствором.
— Ну ты, блин, бегемот!
— Да нет, вроде немного вылилось.
— Блин! Давай резче! Я уже околел!
— Иду!
Ник вновь укладывал полотенце.
— Хорошо-о, — выдохнул Тимка.
— Кайф?
— Кайф.
— Добро пожаловать в наш SPA-салон «Грабёж»! Уход за руками — двести долларов, плечами — триста долларов. Массаж за отдельную плату, — проговорил Никита писклявым голосом.
— Ни хрена себе расценки!
— Стараемся соответствовать названию, дорогой клиент.
— Харэ угорать! У меня от этого маньячного голоса мурашки!
— Мурашки? Можем дунуть в шейку! За отдельную плату!
Тимка поднял глаза, улыбнулся.
— Мне сегодня уже дунули в шейку. Чуть не выронил.
Никита усмехнулся и облокотился на стол.
— И кто это сподобился?
— Кто, кто… Лера. Говорю ей, чтоб не дышала в шею, а она как дунет…
— Стоп. Откат. Давай по порядку. Что было, как?
Тимка вздохнул и всё рассказал. Ник ни разу не перебил, сидел слушал, иногда вставал и менял полотенце.
— Тимыч, она, конечно, ничего так, но… Братан, если ты не всерьез…
Тимка вздохнул, стащил полотенце, поднялся, начал разминать руки, двигать плечами.
— Не маши, впишешься! — предостерег Ник.
— Не знаю я. Понимаешь? Не знаю. Мне она очень нравится. Чуть сердце не вылетело сегодня. Если бы не Арт, я б к ней бросился…
— Тим, ты бы бросился к любому…
— Не думаю… Прикидывал про себя и понимал, что не ко всем. Только к ней.
— Когда Нике прилетело по пальцам, ты первый подбежал к ней.
— Да? Не помню.
— У тебя сидром «доброго самарянина»… Ты всем помогаешь. И здесь ты помог.
— Я и тебе помог, но только, даже несмотря на наши теплющие отношения, мне никогда не хотелось тебя поцеловать, уж извини.
— Свят, свят! Каминг-аут с твоей стороны я не переживу!
— Да какой к фигам каминг-аут? Ты же знаешь, что я спал с Клинкиной.
Ник посмотрел другу в глаза. А тот, словно жалея о сказанном, отвернулся, налил в стакан воды и жадно к нему припал. Егоров молчал. Молчал и Уваров.
Тимка поставил чайник на газ, спросил небрежно:
— Есть будешь?
— Ты никогда мне об этом не говорил, — ответил Никита.
— Потому что говорить не о чем. Ни говорить, ни хвалиться. Сунул, вынул и пошел.
— Понятно.
— Только за Клинкину обидно. Она напилась и то пела, то ревела. Ее сегодня всю ночь полоскало. Я полночи с ней пропрыгал. Это же ей мама раствор для линз...
— Стоп! С кем ты пропрыгал? — оживился Ник.
Тимка скривился.
— Набухалась она вчера. Помнишь, меня мама в магаз отправила? Ну так оттуда я вернулся уже с Клинкиной бухущей… просто жесть! Мама офигела просто.
И Тим рассказал и о вчерашней встречи, и о ночном разговоре, и об утренних откровениях. Егоров вздохнул, откинулся на спину, вздохнул:
— Нике ее жаль. Меня, блин, злость рвет, а она говорит, что ничего страшного. Типа, Клинкиной и так хреново по жизни. А чего хреново? Папаня — миллионер…
— Ник, твой тоже не хило забашляет, а счастья на твоем лике я что-то не наблюдаю. Только вот у тебя мама есть, которая кого угодно за тебя порвет, а Клинкина вообще одна. Папаша притопал в полицию, отсидел с ней и умотал к своим заводам-пароходам, а девчонка пошла и нажралась.
— Тимка, ты чего… втрескался?
— Гонишь что ли? Просто… словно увидел ее без маски… настоящей. И многое понятно стало… Я не девчонка, но жизнь без мамы просто не представляю. А девчонке мама позарез нужна! Кстати, мама поржала с моей реакции на Дашкино взросление.
— Да кто б не поржал?
— Говорю, кастрирую любого, кто на Дашку позарится, так она…
— Тимыч! Ну ты, блин, дебил! — захохотал Никита.
— А чего дебил-то? Упыри всякие…
— А сам-то?
— Блин! И ты туда же!
— Ты кормить меня будешь?
— А сам без рук что ли? Встань, наложи. И мне заодно. Плечо дергает…
— Ладно. Сиди уж…
Никита стал хозяйничать на кухне, которую знал, как свою собственную. Тимка спрашивал о Нике, о модулях, о Николавне. Потом позвонил Ксении Николаевне, узнал, когда выгуливают Графа. Женщина пыталась отказаться от помощи, но Уваров настоял, и та сдалась.
После обеда усталость навалилась и, казалось, придавила своей массой. Тимка рухнул на кровать и провалился в сон. Какое-то время он слышал, как на кухне Ник гремел посудой, как бежала вода, но потом и эти звуки отошли на задний план. Перед глазами на миг показалось лицо Леры, и парень улыбнулся. Через несколько часов он вновь увидит эту девочку-драчунью. Через несколько часов…
[1] Если не знаешь, что сказать, говори правду. (Марк Твен).