Мама Леры еще о чем-то спрашивала, но Тим мог отвечать лишь коротко, «да» и «нет». Он помешивал чай в кружке и оглядывался. Сразу было понятно, что в этой квартире жили лишь женщины. Женщины трех поколений. Над столом висела семейная фотография: женщина лет сорока сидит рядом с седовласым мужчиной об руку, а за их спиной две малышки — мама и дочка, похожие на сестер.
— Это дедушка, — сказала Лера, и парень перевел на нее глаза.
Обе малышки смотрели на портрет с какой-то грустью, но тут в комнате заиграл мобильник, и Ксения Николаевна, извинившись, выскочила из кухни. В комнате раздался ее веселый голос:
— Да, снимки готовы. Уже отправила…
А Тим обратно посмотрел на портрет.
— Дедушка умер.
Парень даже вздрогнул.
— Как? — невольно вырвалось у него.
— Прошлым летом. От ковида. Сгорел в считанные дни. Не успели спасти, — отвечала Лера короткими фразами.
— Ты… Я… прости… — только и смог сказать Уваров.
Девочка пожала плечами.
— Ты не спрашивал. Я сама сказала. За что извиняться?
Тим молчал. Что говорить в подобных случаях, он не знал. Вернее, знал, но… Ему казалось, что бы он ни сказал сейчас, всё будет пустым и бессмысленным. Стоит ли тогда говорить?
На кухню опять прибежала мама-малышка, загремела противнем из духовки, а Тимка засобирался домой. Ксения Николаевна всполошилась, отрезала от огромного пирога добрую треть, сунула в контейнер и протянула Тимофею, который уже обувался.
— Дома чай попьете с семьей, — сказала она и, невзирая на сопротивление парня, сунула пластиковую коробку ему в сумку.
— Спасибо, — ответил Тим.
Собака вздохнула и положила ему под ноги поводок. Уваров усмехнулся, охнул: он напрочь забыл, что губа треснута.
— Идем, Граф, идем! — сказала девочка и погладила собаку по голове, потом глянула на Тимку. — Подождешь пару минут, я только переоденусь?
Она действительно быстро переоделась, подхватила поводок. Граф в нетерпении стоял, едва не уткнувшись носом в дверь.
— Сейчас, сейчас, иду! — приговаривала Лера, обуваясь, но как назло опять сбился следок, и девочка завозилась с кроссовкой. Тим взял поводок, прицепил к ошейнику, еще раз попрощался с мамой-малышкой и вышел вместе с собакой из квартиры. Он сразу стал спускаться по лестнице и потому не услышал разговор матери и дочери:
— Видала? — спросила Ксения Николаевна. — А ведь никого к себе не подпускает обычно.
Лера фыркнула:
— Вот когда тебе приспичит, тоже не до политеса будет! Он, наверно, долго терпел.
— Ну не скажи! Хороший мальчик.
— Ну еще бы! Такой ласковый, преданный! Самый лучший!
Мать вытаращила на дочь глаза.
— Ласковый? — переспросила она недоуменно.
— Конечно! Я только сяду, он подходит, кладет голову на колени…
— На чьи колени? — и в голосе женщины Лера услышала тревожные нотки, подняла на мать глаза. Та глядела так, будто впервые видела, и глаза размером с пятак.
— В смысле? На мои. На чьи еще? — проговорила девочка.
Мать как-то странно вздохнула и посмотрела на дверь, за которой скрылись Тим и Граф.
— И давно ты позволяешь мальчикам класть голову себе на колени? — тихо поинтересовалась она.
Лера вспыхнула:
— Что???
— Ну, ты сама сказала…
И тут Лера захохотала. Мать, не мигая, смотрела на нее, не понимая.
— Ма! Ты кого хорошим мальчиком назвала?
— Кого, кого… Тимофея, конечно.
— А я Графа!
Серые глаза моргнули, и в следующую секунду женщина захохотала.
— А я-то… Ой, а я-то думаю… голову кладет…
Лера поцеловала смеющуюся мать в щеку и выскочила из квартиры.
Тимку с Графом искать не пришлось. Радостный ласковый мальчик шустро спустился с четвертого этажа, но не увидев хозяйку, сел у подъезда. Тимка испытывал искреннее уважение к собакам, поэтому не стал тянуть, звать или уговаривать. Присел перед псом на корточки, погладил по голове. Попросил лапу, но Граф вздохнул и отвернулся к подъезду, откуда должна была выскочить любимая хозяйка.
— Умница какая! — проговорил Уваров и погладил пса по голове.
Лера вылетела во двор пулей, Тимка даже вскочил на ноги, решив, что за ней те самые буйные соседи мчатся. А девочка хохотала, и парень залюбовался. До этого Лера почти не улыбалась. Усмехалась иной раз, а чтоб вот так хохотать — так это вообще впервые.
— Прикинь, говорим о собаке, потом ма мне выдает, типа, хороший мальчик. Ну, ясен пень, хороший! Я ей, ну да, типа, ласковый, преданный, еще что-то там. А! Говорю: «Голову кладет на колени». А она на меня глаза вот такие вытаращила: «Валерия, с каких пор, ты мальчикам разрешаешь голову класть на колени?». Я стою, не втупляю… потом дошло: «хороший мальчик» — это она о тебе сказала, а не о собаке. Вот умора! Нарочно не придумать!
Тимка смеяться не мог, даже улыбался с грехом пополам. Шел рядом, всё так же держа поводок. Граф весело трусил и вел ребят в обход школы, в сторону старого парка.
— Значит, твоей маме я понравился? — только и спросил он.
Лера, казалось, даже задохнулась на миг. Тим глянул на нее. Покраснела.
— Она просто сказала, что хороший мальчик, — попыталась оправдаться девочка.
Уваров вздохнул:
— Зато теперь Ксения Николаевна будет знать, с кем ты гуляешь. Хорошо.
Лера поджала губы, хмыкнула:
— Уваров…