Твоя звезда

Степа окончательно растерялся.

– Мам, мам…

– Степка, ну, ты же глупый такой… Ты же ничего не поймешь… Осуждать будешь… А я не осуждаю… Я Володю люблю… И понимаю… И желаю ему счастья…

– Не понимаю, мам… Что?

– Сынок, Володя, твой отец… – Мать подняла голову и заплаканными глазами посмотрела на Степу.

– Значит, всё неправда? Он не на работе?

– На работе. Только… домой больше не приходит. Точнее, у него другой дом. Но у нас всё хорошо, Степка, ты не думай! Мы друзья с Володей! Мы же столько лет вместе прожили. И я понимаю его как никто.

Мать плакала, но то, что она говорила, было для нее давно продуманным и выстраданным. Может быть, ей раньше просто некому это было сказать, но она для себя все решила – Степа это, по крайней мере, понял. Или не понял – почувствовал.

– Мам… расскажи…

– Что тут рассказывать, Степка! Это же не криминальные новости… Как расскажешь? Всего не расскажешь…

– Ты не всё расскажи.

– Хорошо. Гоша… – Мать тронула за плечо мальчика, который подперся кулачком и стал засыпать на диване. – Давай я тебя спать уложу, пойдем?

– Я сам… – встрепенулся Гоша. – Завтра к маме поедем? Я домой хочу. Мне здесь не нравится.

– Хорошо, хорошо, пойдем…

Степа смотрел, как мать, приговаривая, увела Гошу, и думал, что вот так она уводила его спать, будила, кормила много лет подряд. Мама хочет внука, надо же… Так разволновалась, обрадовалась… А он? Он хочет детей? Нет, конечно. Зачем? И с кем? Не с Верой же. Не с той Верой… А эту он еще не знает. Хороша-то она на вид хороша, но этого же мало. Наверное…

Мать вернулась, неся в гостиную из кухни большую чашку с чаем.

– Я его у себя положила, там удобнее. Разместимся же с тобой как-нибудь? Ляжешь на раскладушку, я на диван.

Степа пожал плечами:

– А надо его так баловать? Поспал бы на кресле.

– Нет у тебя пока отцовских чувств, да, Степка?

– Мам… Это соседский сын.

– Хорошо. Не говори.

– Лучше ты мне расскажи, ты обещала.

Мать вздохнула, провела рукой по его волосам:

– Спрашивай. Я не знаю, с чего начать.

– Почему отец… теперь не дома живет?

– Влюбился.

– Папа?! – хмыкнул Степа.

– А что ты думаешь – только ты можешь влюбиться?

Степа изо всех сил взъерошил волосы.

– Да ну, бред какой-то… Сколько ему лет?..

– Не говори так, сынок, – серьезно попросила мать.

– Он же тебя любит… – неуверенно проговорил Степа.

Мать пожала плечами.

– Не знаю, сынок. Любовь – такая странная субстанция… Просто переходит на другого. И всё. Вот была здесь – и нет. Теперь где-то в другом месте.

– А… кто она?

– Женщина.

– Мам… Ты видела ее? Какая она?

– Какая разница? – Ольга Петровна опустила голову.

– Не понимаю.

– Ведь дело не в ней. А в нем. Ему захотелось… вернуться в молодость.

– Вернулся? – Степа резко хлебнул горячего чаю, обжегся и отставил чашку.

– Да. Помолодел.

– Мам… Ты так это говоришь, как будто ты не жена ему, а сестра.

– Я же люблю его, Степка, и всегда буду любить. И я рада за него.

– Да ну нет! Что за изуверство! Чему ты радуешься? Что за ерунда?! Я пойду и скажу…

– Что ты скажешь? Что ты молодой и имеешь право на любовь, а он – нет?

Степа растерялся.

– Но… как же ты… как же вы…

– Мы – друзья. Для меня практически ничего не изменилось… Если Володе хорошо, то и мне хорошо. Он мне близкий и родной человек по-прежнему. Понимаешь, сынок?

Мать сказала это так беспомощно, что у Степы всё сжалось внутри. Он представил себе, как она вот так сидит, долгими вечерами, перед телевизором, одна. За окном темно – район их освещается плохо… потом идет по пустой квартире, ложится спать, ей не спится, она думает о чем-то своем… Не разобраться… Раньше он и не думал о таком. А теперь что – повзрослел?

– Мам… Для чего ты так говоришь? Чтобы я не пошел ему морду бить?

– Морду? Папе? – Мать горько улыбнулась. – Я говорю правду.

– А давно это у него?.. В смысле… – Степа запнулся.

– Сколько они встречались, я не знаю, а ушел он в начале лета.

– Вы же друзья, что ж он тебе, как другу, не сказал!..

– Не надо меня пинать, Степа. Я виновата в том, что он ушел. Я убеждена, что всегда виновата женщина. Но я, наверное, пропустила тот момент, когда ему стало очень скучно.

– Ты же не клоун, чтобы его развлекать… – неуверенно сказал Степа.

– Так всё сложно, Степа. Не знаю. Раньше всё знала. Других учила. А теперь не знаю. Читаю одни и те же книги, преподаю много лет. А не знаю. Мудрость в книгах та же, да я другая стала. Я теперь другими глазами классику читаю. Вижу, что и наши великие писатели тоже многого не знали. Вопросы себе задавали, а ответов не знали.

– Я пойду к отцу.

– Конечно, пойди. Он рад тебя будет видеть.

– Мам… – Степа повнимательнее присмотрелся к комнате. – А ведь здесь раньше была икона.

– Убрала, – просто сказала мать.

– Почему?

– Так. – Она отвернулась.

– Ты… больше не веришь в Бога?

– Нет. В смысле – верю. Но… Как тебе объяснить, сынок… В какой-то момент я стала так зависима от церкви. Даже не от веры, именно от церкви. Может быть, и это тоже немного раздражало Володю. Но я поняла, когда уже поздно было.

Степа видел: то, что говорит мать, для нее понятно давно. Она не впервые об этом задумывается.

– Ты в себе ищешь вину, мам? Ты ни в чем не виновата.