– Я уже переслала! – выкрикнула женщина.
Елизавета подошла к ней.
– Кому? – спокойно спросила она.
– Кому надо! У нас свободная пресса в стране!
– Свободная? – переспросила Елизавета. – Так иди, пиши о личной жизни президента. Нет? А что такое? А обо мне можно? Свобода у тебя только вякать, ты поняла? Кому переслала, я спрашиваю?
– Она с телевидения, Елизавета Сергеевна, – встрял подошедший Петр. – Ты как сюда попала, Марина? Я же тебя предупреждал и хозяина твоего предупреждал – ваше место на помойке. Вот у нас проблема со свалками – вы их и освещайте. В район везут и везут мусор. А СМИ где в это время? Сплетни собирают? – Он быстро набрал номер. – Я тебя предупреждал, Игорек. Сам виноват. Канал ты свой убил. – Петр выслушал ответ. – Как ты быстро всё понимаешь! Ладно. Я услышал твою просьбу. Постараюсь ее выполнить. Если хоть одно слово прозвучит… Ты меня понял. – Он нажал отбой, обернулся к корреспондентке. – А ты пошла отсюда вон, пока идешь на своих ногах.
Степа в некоторой оторопи наблюдал за всей этой эмоциональной сценой.
– Ну что, Петя, – Елизавета похлопала Петра по плечу, да так, что тот покачнулся. – Накорми. Хочу уехать отсюда, но сначала посмотреть на твою жену и на твой стол. Сколько ты себе позволяешь.
– Елизавета Сергеевна… – улыбнулся изо всей силы Петр. – К столу ждут только вас…
– Пошли, – кивнула Елизавета. – Веди, показывай.
– Вы не беспокойтесь, у нас со всеми гостями уговор – никто ничего не снимает. В приглашениях так и было написано, и люди есть, кто специально следит. Неприятности никому не нужны.
Елизавета пошла вперед, не обернувшись, уверенная, что Степа следует за ней. Степа, поколебавшись, на самом деле пошел вслед за ней, вместе с Петром и еще несколькими мужчинами, маячившими неподалеку, ее и Петиными охранниками и помощниками. Степа видел, что Вадик, отошедший в сторону, говорил уже с кем-то по телефону или делал вид, при этом внимательно наблюдая за ними.
Столы были накрыты на улице и в трех залах ресторана, располагавшихся на первом этаже и в подвальном помещении пристройки к бывшему коровнику.
– А вот и Настенька… – широко улыбнулся Петр.
К ним вышла высокая, худоватая девица, очень молодая, с поддутыми губами, придававшими ее лицу удивленно-недовольное выражение, как будто она все время хотела сказать: «Ну вот… вы чего… опять…», с длинными светлыми волосами, уложенными в затейливую прическу и несколькими накрученными прядями, пущенными по лицу, в пышном белом платье, шитом золотом, в парчовой накидке и высоком красном кокошнике.
Степа увидел, что за столом на первом этаже сидят два священника в нарядных голубых с золотом рясах и несколько женщин в древнерусской одежде.
– Петь, – вздохнула Елизавета, – а что ты вдруг ударился в блажь-то? Почему вдруг маскарад такой?
– Елизавета Сергеевна… гм… поймите, чувства у меня… к родине…
– Так!.. Ладно! – Елизавета махнула рукой. – Меня предупреждали, но я думала – зря только на тебя завистники наговаривают.
– Так вы сами же любите… – обиженно сложил губы Петр. – Наше ведь всё, русское, православное!.. Искали вам эти… реликвии… Икону специально прислали! Вы же церкви восстанавливаете… Думали, как свадьбу провести, решили – в вашем стиле…
– В огороде бузина, в Киеве дядька, Петя, – ответила ему Елизавета. – Степа, не тушуйся. Поедим черной икорки да и полетим обратно.
– Обидите, Елизавета Сергеевна, если улетите, – негромко проговорил Петр. – Останьтесь, прошу.
– Ты, я смотрю, быстро протрезвел на свежем воздухе, – засмеялась Елизавета. – Должность у меня такая, Петя, всех вас обижать. Если вас не обижать, вы все озвереете вконец. Ты денег сколько угрохал на эту свадьбу? У меня в области люди бастуют. У тебя в районе, в частности. А ты медведей привез.
Степа уже несколько секунд разглядывал двух больших живых медведей, стоящих на задних лапах и одетых, как дети: на одном желтая юбочка в крупный черный горох и желтый кокошник, на другом – красные шорты, подвязанные широкой зеленой шелковой лентой, и черная фуражка с ярко-алой розой. Один из медведей довольно крепко держал балалайку лапой, но потом Степа увидел, что балалайка прикручена к лапе, и оба медведя цепью прикованы к большому крюку, торчащему из стены. Степа стал думать, для чего этот крюк изначально предназначался – не для медведей же? Елизавета мягко взяла его под руку и шепнула:
– Ты что такой задумчивый? Мне тоже это всё не очень нравится. Но поесть-то нужно! Ты, наверное, и забыл уже, когда ел? Вон щеки ввалились… – Она легко провела на Степиной щеке.
Степа поймал на себе сразу несколько любопытных взглядов. Это ведь называется «фаворит»? Степа тоже книжки читал и в пьесах исторических играл, слова все знает. И почему люди так на него смотрят, может догадаться.