— Просто это Раш, — Бор погладил меня по голове, — Он по жизни старается не давать себе спуска, не играть с чужими чувствами без крайней необходимости… Не оправдывать свой эгоизм расовыми особенностями. Но они все-таки есть, и когда они прорываются, когда его суть берет верх… Это всегда неожиданно. От других — ожидаемо, потому что они себя и не ломают в угоду других, а от него — нет. Он, когда в себя придет, поверь, от стыда в зеркало смотреть не сможет еще долго.
Я всхлипнула и попыталась дышать ровнее, но получалось скверно.
— Знаешь, что самое отвратительное? Я даже обидеться на него не могу! Даже не злюсь… Я знаю, что могла бы так поступить даже и без «расовых особенностей». Но это, оказывается, так…
— Больно? — я кивнула и опять хлюпнула носом. Подбородок задрожал от еле сдерживаемых слез, и я снова попыталась глубоко вдохнуть.
— Любому другому я бы грязно отомстила… А ему даже мстить не хочется, просто ноет теперь все, и так внутри неприятно, — глаза слезились и понимающее лицо Бора расплывалось; он прислонился своим лбом к моему, — Мне хочется, чтобы он меня целовал, потому что сам хочет, а не чтобы меня сплавить в какую-то там башню… Это так унизительно, — я опять всхлипнула, а Бор все гладил меня по голове, — И я его понимаю, правда! Но вот больше всего неприятно его сожаление… Мне было приятно, а он теперь будет жалеть! Меня! Это так бесит!..
— У меня тоже такое однажды было, — неожиданно признался Борик, — Я был так счастлив, а потом это гадкое: «Прости меня! Мне не следовало это делать, забудь…» все испортило. Зачем вообще было это говорить?!..
— Дурик такой Дурик! — кивнула я, захлебываясь прорвашимися слезами и искренним сочувствием.
— Балда! — хрюкнул мужчина мне в макушку.
Не знаю, сколько он меня так успокаивал, но у него хорошо получалось. От его присутствия становилось теплее.
— Я думаю, мне придется все-таки грязно отмстить Рашу… — я уткнулась мокрым лицом в рубашку Бора, размазывая по ней слезы и сопли.
— Тебе станет от этого легче? — спокойно уточнил он.
— Думаю, ему станет легче, — просипела я, а потом вспыхнула раздражением, — Представляешь, мне его еще и жаль? Что это такое вообще?!
— Влюбилась, — потрепал меня по голове Борик, — Знаешь что?
— Что?
— Я буду на твоей стороне, — он вдруг улыбнулся так непривычно озорно, — Это все еще звучит немного дико, но… Если подумать, делать вид, что твоих чувств не существует только потому, что так не принято — еще более дико, — он ненадолго задумался, а потом выдал, — вот как мы поступим!..
Я летела с обрыва бесконечно долго. Мимо меня проносилось время и города. Разговоры, решения, сомнения — все бессмысленной мешаниной звучало в моей голове, или вокруг. Сделать шаг было моим решением, но кто-то летел, летел за мной. Успеет ли он?..
— Успеет ли он? — вторил мне чуть взволнованно старческий голос.
Двое сидели на обрыве, но я видела снизу только их болтающиеся ноги.
— Вот и узнаем! — ответили дяде Восе.
— А если не успеет? Это ж все Отцу под хвост!
— Там оказалось уже много моих раскладов, — покивала собеседница дядьки, — но я не сдаюсь — я верю!
— Каждый раз одинаково сильно?
— Да!
Успеет ли он?..
Я резко вынырнула из сна. Было жарко. Наверное потому, что Борик перед уходом завернул меня во все, во что можно было завернуть. Выбраться на свободу из всех этих одеял и пледов было на удивление сложно, так что пришлось повозиться. Зато когда я-таки распахнула окно, и прохладный, как ключевая вода, предрассветный воздух залил мне в комнату, жизнь показалась без преувеличения восхитительной! Небо было еще темным, хоть и голубело уже у горизонта, на улице было тихо. Прохлада утра успокаивала раскрасневшиеся в духоте щеки.
Я уже чувствовала себя намного лучше.
Одна из причин, почему я думаю, что у меня чудесный характер! Не могу долго переживать. Получаса обычно хватает на все сопли, а потом вдруг откуда-то появляется энергия идти и, если надо, весь мир перевернуть.
После разговора с Бориком стало совсем легко. А когда я вспоминала, что он теперь на моей стороне, на лице сама собой расползалась улыбка. Оказывается, это очень приятно, когда кто-то на твоей стороне.
Теперь мне помогали аж двое мужчин, объясняя, что мне надо делать и в какой последовательности. Письмо графа мы с Бориком тоже обсудили. А еще он вытряс из меня все подробности нашего с Рашем «общения» за последние время. Чуть не после каждого предложения мужчина хмурился, вздыхал, восклицал что-то малопонятное, а напоследок воскликнул:
— Опасность пришла, откуда не ждали!
На кухне никого не было. Я не стала зажигать светильники, потому что мне нравился этот уютный полумрак. Поставила чайник и села ждать.
Рассвет сегодня Раш будет встречать один. Совесть не позволит ему еще раз меня продинамить, тем более после того, как он провинился, а мне — очень даже! Весь этот день по плану я должна ходить с самым грустным лицом, которое только смогу изобразить. Задача на самом деле была непростой, потому что мышцы моего лица вообще слабо были способны на тоску. Но Раша нужно было додавить.