Твоё слово

Мать Шарама была драконицей. Не слишком знатной, не очень красивой, довольно слабой, как магически, так и душевно. Может поэтому его отец и полюбил ее — ему нравилось быть главным, хоть эта роль совсем ему не подходила. Псы и не должны быть главными, стезя псов — верно служить своим хозяевам. И хоть расой Шарам пошел в мать, нутро его было, как у многих поколений его предков — оборотней-псов. Первого Советника так и звали за глаза во дворце — Пес Императора. Шепотом, хихикая в ладошку — они думали, что насмехаются. А для него это было ближе имени, ближе должности. Для него эта кличка была наградой за труд, за преданность.

Награда, ценность которой никогда бы не понял его честолюбивый отец, думающий только о личной выгоде. Гениальный артефактор со слишком большими амбициями, слишком слабой волей и абсолютным неумением брать на себя ответственность. За что мать его так любила? И почему ее любовь делала его только хуже?.. Верно потому, что она потакала всем его слабостям.

Ну да его наработки смогли послужить благому делу. Значит, в его жизни был хоть какой-то смысл. 

— Мой мастер говорил, что такие, как я, рождаются не чаще раза в столетие, — любил говорить отец Первого Советника. Пока Шарам был маленьким, он слушал его с восхищением. Его отец — особенный. Может и он сам тоже — особенный?..

— Мне нельзя растрачивать себя на работу, которую могут выполнить и обыватели, — говорил отец; и мальчиком он слушал его и кивал. И мать слушала и кивала. Конечно, нельзя, ведь такие, как он, рождаются не чаще раза в столетие!

С возрастом Шарам начал задаваться вопросом: а можно ли таким, как он, которые рождаются не чаще раза в столетие, растрачивать себя в алкоголе, пустых разговорах и азартных играх?

На самом деле, его отец не врал. Он и правда был особенным. Его талант был исключительным. И с годами Шарам убеждался в этом только больше. Его жизнь тоже была исключительной. Исключительно бесцельной. Точнее цель была одна — удовлетворять свои сиюминутные прихоти. Он не обладал усидчивостью, он не был трудолюбив, и чем дальше — тем скуднее становился его талант, не подпитываемый ничем изнутри. Чем меньше он создавал, тем больше он пил. Чем больше он пил, тем быстрее утекало и без того не слишком богатое состояние родителей.

Когда Шарам пошел в школу первой ступени, их дом уже забрали в уплату долгов. Когда Шарам пошел в школу второй ступени, ему пришлось начать зарабатывать, потому что жить было не на что никому в их семье, кроме отца. Когда Шарам повзрослел достаточно и стал основным источником дохода в семье, он посчитал, что может поговорить с отцом о том, что его талант требует более трепетного отношения. Что такое потребительское отношение — неуважение к тому, что ему даровали боги.

Отец порыв не оценил. Очень не оценил. Мать потом обрабатывала ему разодранную в кровь щеку, сетуя на слабую регенерацию полукровки, глядела грустным смиренным взглядом и советовала не лезть на рожон.

— Но ведь он действительно может принести пользу обществу! Он может гораздо больше, чем… Спиваться так бездарно. Разбазаривать последнее, отнимая крохи у собственной жены. Мама, это не правильно! — горячился он.

— Милый, ну кто мы такие, чтобы решать за других? — гладила она его волосы отощавшей рукой, — Кто мы такие, чтобы решать за взрослого мужчину? Он ведь не дикое животное, он разумное существо… Мы его семья, а не дрессировщики, и не надзиратели ему, не хозяева, чтобы перевоспитывать. Мы должны просто рядом быть и поддерживать. Он исправится, поверь! Просто у него сейчас тяжелые времена… Надо просто быть рядом.

Но тяжелые времена были не у отца, а у них. И вера в то, что он исправится, кажется, таяла уже даже у матери. Она заболела. Шарам забросил учебу и все время посвящал заработку денег на хоть сколько-нибудь достойный уход для нее, на лечение. Отец не переставая ныл.

— Ты тут валяешься, а мы на тебя последние деньги тратим! Не стыдно? Ты должна быть благодарна мне, что я тебя терплю. Другой на моем месте давно бы уже ушел к нормальной бабе, ты ведь понимаешь? — возможно, он травил этим ее разум каждый раз, когда Шарама не было дома, а дома его не было почти никогда — деньги-то не с неба падали. Но однажды он вернулся пораньше и услышал сквозь приоткрытую дверь спальни…

Он сначала даже не поверил. Это же его отец. Его отец. Да, он слабовольное существо, да, он не самый благородный мужчина, но… Наверное, детское восхищение все же не до конца к тому моменту выветрилось из головы Шарама, но он не верил, что его отец может говорить это матери. Он тогда дождался, пока отец выйдет на крыльцо, прижал его за шею к стенке и поставил перед фактом. Что тот больше не получит ни копейки. Что либо он устраивается на работу — хоть нужники драить, не переломится! — либо пусть проваливает к Темной из дома. Что он, Шарам, запрещает ему пить. А если увидит, что взял в рот хоть каплю, то вырвет ему печень, если от нее еще что-то осталось.