Твоё слово

Я за временем не успела — слишком быстро. Он подскакивает, что-то командует, собирается, и только когда он уже бежит к двери, я хватаюсь за него и спрашиваю: «Что случилось? Что такое?.. Что?», а он говорит графу, что мы сегодня сидим дома и никуда не выходим, и что он отвечает за нас головой. Я оборачиваюсь к графу — все еще слишком медленная для этого куда-то торопящегося времени — и вот уже в доме остались только я, Ева и граф.

Иду к двери, потому что с той стороны Раш, какой-то неприятно-испуганный. Точнее мне неприятно, что он испуганный. Но в любом случае, он с той стороны, значит и мне туда?

Но граф тянет меня назад, я смотрю удивленно.

— Он попросил нас сидеть дома. Ему так будет спокойнее.

Я киваю. Ладно.

Смотрю на его неправдоподобно красивое нахмуренное лицо, и время снова замедляется. И тянется, тянется, тянется. Мы сидим и чего-то ждем. Сидим в гостиной: два хмурых хмурика и Ева, которая поит нас чаем со сладостями и пытается поддерживать видимость беседа. И все такое вязкое, и это длится просто бесконечность — не меньше. Я гипнотизирую часы и стучу пальцами по подлокотнику — этот звук отчего-то успокаивает.

В комнату залетает искорка, и время снова вскачь. Мы все будто оживаем, подскакиваем.

— Что там?! — спрашиваю, чуть не залезая на графа, чтобы прочитать записку в его руках, — Ну что?!..

«Ищем похищенного мальчика. Скорее всего не найдем. Но ищем. Надо. Д и Б»

В этот раз за временем я успеваю. Оно бежит — и мысли в голове складываются ему вровень, не отставая.

— Что за мальчик? — хмуриться граф.

Внучатый племянник Раша. Полагаю тот, который не наследник. Иначе так и написали бы — наследник. Ну или принц. А не мальчик. Мальчик — это человек. А как еще назвать человека, хоть триста раз он сын Императора? Другого дорогого Рашу мальчика во дворце, полагаю, нет — значит он.

Я молчу, не отвечаю. Ева мнется. Граф оглядывает нас и делает вид, что не задавал вопроса. И снова время выдыхается, и снова мы сидим и ждем. Ждем, ждем, ждем. За окном все льет, капли барабанят по дороге, а я барабаню пальцами по подлокотнику. Из-за туч темно, хотя еще утро… нет, уже обед… так вот, темно. Но иногда небо рассекают вспышки молнии, и небо будто разрывается с диким грохотом. Капли, пальцы, стрелки часов — звуки сливаются в одно. А мы ждем.

В какой-то момент напряжение отпускает. Ну потому что всерьез сидеть с подобающими ситуации угрюмыми и напряженными рожами, и таким же душевным состоянием просто невозможно. Потихоньку мы начинаем переговариваться и — нет, не перестаем волноваться, но — напряжение потихоньку притупляется. Но время все такое же медленное, никуда не торопится, а от того, что занять себя абсолютно нечем — или скорее любое занятие, кроме сосредоточенного волнения и трагического ничегонеделания кажется чем-то неуместным — время идет еще медленнее. Но мы потихоньку возвращали его в нормальный ритм натянутыми разговорами.

И вот снова. Медленно, медленно.

А потом дверь не отворилась, буквально откинулась, с грохотом, впуская ветер и топот сапог, разогнавших снова время. И оно опять бежит, и я опять только куски выхватываю, общую суть. А подробности потом и не вспомню, просто не успеваю запомнить. Бор с Дором вваливаются, мы подскакиваем, высыпаемся все беспокойной гурьбой в прихожую: «Ну что?! Что?», потом той же гурьбой обратно на кухню. Раша нет. Дор с Бором не радостные. Мальчика нет. Не нашли. Не найдут. Потому что его больше нет. Первый Советник под стражей. Предательство. Приговор. Император… Да кому какое дело до Императора?! Пусть вертится Император со всеми своими советниками вместе взятыми!.. Где Раш?

— Он потом придет…

— Когда потом?! — орет кто-то визгливо, срываясь, — Где он?! Надо к нему!..

Ору я. Господи, я никогда, по-моему, не орала. Даже и не подозревала, что умею психовать. В смысле, по-настоящему психовать, не наигранно.

— Шура, ему надо одному побыть.

— Нет, не надо! Отведи меня к нему! — я хватаю Дора за грудки, — Сейчас же!

— Он летает! — орет в ответ Дор, — Летает! Психует! Ты к нему в воздух подняться собираешься?! А давай! Я посмотрю, как ты это сделаешь!

Ева обнимает Дора, а меня оттаскивает граф. Вот дураки. Просто мы с Дором не можем изящно психовать в полете, выматывая крылья и подставляясь под молнии. У нас только один приземленный метод. Проораться. Сделать-то ничего не можем, вот и орем. А у меня откуда-то в голове картины одна ужаснее другой: вот он о скалы бьется, вот он в горе сжигает полмира, вот он безутешно ревет и глотает яд. Ну что за глупости? Откуда только в голове? Но тревога просто выедает изнутри. Хоть бы поорать дали, так нет же, Ева гладит Дор по голове, наливает ему чаю, что-то спрашивает. Меня граф утягивает в другой угол и начинает занудно что-то втолковывать. Я даже не слушаю, киваю невпопад.

И опять время успокаивается вместе с нами. Опять часы тикают и тикают, а время будто не идет. Сидим, грызем чертовы яблоки, тихонько переговариваемся и ждем. Ждем, ждем, ждем. Темная, ну что за день?! Он когда-нибудь закончиться?

Темнеет. Уже вечер?

— Я так больше не могу, — объявляю я.